Надин снова поднялась наверх. Гарольд сказал ей, что заседание, скорее всего, состоится в гостиной. Это была огромная комната с камином, на полу лежал пушистый ковер цвета красного вина. Вся западная стена была стеклянной, открывая глазу великолепный вид на Флатироны. Надин почувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение, как на витрине. Она знала, что внешняя сторона термоплекса йодирована, так что снаружи можно было увидеть только собственное отражение, но чисто психологическое ощущение оставалось прежним. Она хотела поскорее выполнить задуманное.
В южной стороне комнаты Надин нашла то, что искала, — огромный встроенный шкаф, который Ральф еще не успел убрать. В нем висели пальто, лежали другие теплые вещи, громоздились коробки с обувью.
Проворно орудуя, Надин достала из сумки продукты. Они были всего лишь камуфляжем. Под баночками с томатной пастой и сардинами находилась обувная коробка с динамитом и рацией.
— Если я положу ее в шкаф, — спросила Надин Гарольда, собираясь сюда, — не смягчит ли дополнительная стена силу взрыва?
— Надин, — ответил Гарольд, — если это устройство сработает, а у меня нет причин сомневаться в этом, оно снесет не только этот дом, но добрую половину холма. Положи его в любое укромное место, где оно останется незамеченным до их сборища. Шкаф вполне подойдет для этой цели. Дополнительная стена, взорвавшись, выполнит роль шрапнели. Я доверяю твоим суждениям, дорогая. Все будет, как в той сказке о портном и мухах. Одним ударом семерых. Только в данном случае мы имеем дело с кучкой политиканов.
Надин, отодвинув в сторону туфли и шарфы, засунула коробку поглубже, прикрыла ее вещами и закрыта дверцы шкафа. Вот так. Дело сделано. К лучшему или к худшему.
Она быстро покинула дом, не оглядываясь назад, стараясь игнорировать голос, не желавший умирать, голос, который просил ее вернуться и разъединить провода, связывающие динамит и рацию, моливший бросить все, пока это не свело ее с ума. Потому что разве не это ждет ее впереди, теперь уже недели через две? Разве не безумие будет единственным логическим завершением ее пути?
Бросив сумку с продуктами в багажник, она села на свою «веспу». И все время ее поездки голос вел свое: «Ты же не собираешься оставить это там, ведь так? Ты ведь не собираешься оставить там эту бомбу?»
«В мире, в котором погибло столько людей…»
Надин сделала поворот, с трудом разбирая, куда она едет.
«… самый великий грех отнять человеческую жизнь».
А здесь целых семь жизней. Нет, даже больше, потому что Комитет собирается заслушать отчеты предводителей нескольких подкомитетов.
Надин остановилась на углу Бейзлайн-роуд и Бродвея, намереваясь развернуть «веспу» и вернуться назад. Она дрожала как осиновый лист.
И позже она так и не смогла точно объяснить Гарольду, что же случилось, — по правде говоря, она и не пыталась сделать этого. Ее охватил ужас.
У Надин потемнело перед глазами. Темнота пришла, как медленно опускающийся черный занавес, колышущийся на ветру. Время от времени ветер дул сильнее, и занавес хлопал сильнее, и из-под его покрова она видела проблески дневного света и неясно этот пустынный перекресток. Но занавес неотступно затмевал зрение, и вскоре она затерялась в нем. Она ослепла, оглохла, потеряла всякую чувствительность. Думающее существо, Надин-эго, плыло в темном черном коконе, напоминающем морские волны или некую текучую субстанцию.
И она чувствовала, как он пробирается в нее.
Крик поднимался в ней, но у нее не было рта, чтобы кричать.
Проникновение: превращение.
Она не знала, что означают эти слова, составленные вместе подобным образом; она знала только то, что они — истина.
Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. Позднее у нее возникли метафоры, чтобы описать это чувство, но она отвергла все, кроме одной:
Ты плаваешь и вдруг, совершенно внезапно, посреди теплого течения, попадаешь в ледяной поток.
Тебе вводят новокаин, и дантист удаляет зуб. Он вырывается абсолютно безболезненно. Ты выплевываешь кровь в белую эмалированную ванночку. В тебе дыра: ты пробита. Можно засунуть кончик языка в углубление, где еще секунду назад жила часть тебя.
Ты смотришь в зеркало на свое лицо. Смотришь очень долго. Пять минут, десять, пятнадцать. Не моргая. Ты смотришь с каким-то ужасом, как будто твое лицо изменилось, как лицо Лона Чейни-младшего из эпопеи о волках-оборотнях. Ты кажешься себе незнакомцем, этаким смуглолицым Doppelganger[22], психом-вампиром с бледной кожей и запавшими глазами.
В действительности не происходило ничего подобного, но очень похожее.
Темный человек вошел в нее, и он был холодным.
Когда Надин открыла глаза, первый ее мыслью было, что она побывала в аду. Ад был белизной, тезис на антитезис темного человека. Она видела белую, цвета слоновой кости, как бы выбеленную хлорной известью пустоту. Белизна, белым-бело. Это был белый ад, и он был повсюду. Она смотрела на белизну (невозможно было смотреть внутрь неё), зачарованная, агонизирующая, когда вдруг поняла, что ощущает сиденье «веспы» и что появился другой цвет — зеленый — на периферии ее видения.
Дернувшись, Надин вывела свой взгляд из ступора. Она огляделась вокруг. Губы у нее дрожали, зрачки расширились от страха. Темный человек находится внутри нее, Флегг был внутри, и когда он входил, то закрыл все пять органов чувств, ее ощущение реальности. Он вел ее так, как человек ведет машину или грузовик. И он привел ее… куда?
Она посмотрела на белизну и поняла, что это полотнище экрана уличного кинотеатра, белеющее на фоне молочно-белого дождевого дневного неба. Повернувшись, Надин увидела здание закусочной, недавно выкрашенное в ярко-розовый цвет. Надпись над входом гласила: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ К ВЕСЕЛЫМ БЛИЗНЕЦАМ! НАСЛАЖДАЙТЕСЬ И РАЗВЛЕКАЙТЕСЬ ПОД ЗВЕЗДАМИ!»
Темнота опустилась на нее на пересечении Бейзлайн-роуд и Бродвея. Теперь Надин находилась на Двадцать восьмой улице, почти рядом с окраиной города, дорога вела в… Лонгмонт, так?
Внутри нее, в глубинах ее разума, сохранился его привкус, как застывший жир. Надин была окружена столбиками, стальными столбиками, как охранниками, каждый высотой футов в пять и на каждом громкоговоритель уличного кино. На площадке перед, кинотеатром сквозь гравий пробивалась трава и одуванчики. Надин подумала, что дела у «Веселых близнецов» вряд ли шли хорошо с середины июня. Можно сказать, что для шоу-бизнеса наступил мертвый сезон.
— Почему я здесь? — прошептала она.
