он так неожиданно, что у Эди выпал вставной зуб и шлепнулся в суп. - Мне шестьдесят пять. Это должно зависеть от меня, хочу ли я оставить своих глистов или нет!
Эди порылась в миске – пальцами, конечно, несмотря на ложку в иссохшей руке, – и вытащила зуб.
- Никто не любит глистов, Ларри, ты, бедный, тупой засранец, - так она ласково называла его. - Нет, мы вытащим их из тебя прежде, чем ты успеешь сказать "ой, и всё?"
Ларри покачал головой.
- Нет, ма, мне все это надоело. Мы с Уилбуром разговаривали, и... ну, так дальше продолжаться не может. Если я не убью кого-нибудь в ближайшее время, то сойду с ума.
- О чем ты говоришь, мальчик? - спросила Эди, посасывая суп с костлявых паучьих пальцев. - Что бы ни вбивала эта свинья в твой толстый череп, это неправда. Я ему никогда не нравилась.
Ларри оттолкнул свою миску, как капризный ребенок. Когда мать подвинула её обратно, он швырнул её со стола через всю комнату, где она разбилась на сотни кусочков, а её содержимое стекало по стене ванной.
Эди была в ярости, но знала, что лучше не связываться с Ларри, когда он в плохом настроении. Она молча встала, прошла через комнату и начала собирать зазубренные фарфоровые осколки, звеня и лязгая больше, чем оргия роботов.
- Прости, ма, - сказал Ларри. - Я просто... Я много думал об этом, и пришло время снова повеселиться как раньше.
- Нет, нет, нет, я не хочу этого слышать.
- Свинорылу пора вернуться, ма, - ну вот, он сказал это.
И ему было приятно это сказать.
Его мать бросила осколки разбитой миски и посмотрела на Ларри.
- Сынок, ты поджег свою задницу. Разве этого недостаточно, чтобы уйти на пенсию? Прошло почти сорок лет с тех пор, как ты в последний раз был там, и тебе повезло, что тогда это сошло тебе с рук. Что ты теперь будешь делать? Бить их тростью по голове, пока они не перестанут дышать? Надоедать им до смерти своими глупыми россказнями?
- У меня все еще есть топор, - сказал Ларри и тут же пожалел об этом, увидев, как у матери вытянулось лицо.
- Ты все это время хранил орудие убийства под этой крышей? - oна поднялась с колен, явно не замечая, что из них торчат окровавленные куски миски. - Парень, это одна из самых глупых вещей, которые ты когда-либо делал.
Ларри нашел топор, воткнутый в дерево на Крейвен-роуд. Это было в 1980 году, через два полных года после того, как хитрая сука подожгла его в лагере "Алмазный ручей". Даже тогда он знал, что это был знак, признак того, что он еще не закончил с резней. Годы шли, и желание вернуться стало чесаться почти невозможно.
- Это был МОЙ топор! - воскликнул Ларри, вспомнив, что сказала ему последняя девушка перед тем, как превратить его в обугленную карикатуру на самого себя. - Я не оставлял его там, чтобы его нашли Том, Дик или Гарри.
- Похоже, какой-то придурок все равно его нашел! - воскликнула Эди, возвращаясь на свое место. - Нет, убийство не для тебя, сынок, больше не для тебя. Ты думал о рукоделии? Хм? Может быть, об интересных головоломках? Ты слишком много времени проводишь со своей свиньей. Неудивительно, что ты всегда нервничаешь.
Нервничаю? Это было не то слово. Прямо-таки убийственное, вот что прекрасно описывало его. Он никого не убивал уже тридцать шесть лет. У бубонной чумы статистика была лучше, чем у него.
- Я должен выбросить это из головы, - сказал Ларри. - Если я этого не сделаю, никто не знает, что я могу сделать с собственной матерью, - он смерил ее смертельным взглядом, надеясь, что она поймет суть его слов.
Конечно, на самом деле он не причинит ей вреда, но ему не нужно, чтобы она это знала.
- Не говори мне таких гадостей, маленький засранец, - сказала Эди, небрежно перебирая пальцами суп. - Я вытолкнула тебя из своего чрева и не боюсь вернуть обратно, - в этом не было никакого смысла, но Ларри все равно стало дурно. - Если ты пойдешь в этот лагерь после стольких лет, дети будут смеяться над тобой. Помяни мое слово, ничего хорошего из этого не выйдет, - oна ткнула в него пальцем через стол.
Kрылышко какого-то неописуемо-ужасного существа соскользнуло с ее костяшки и приземлилось в вазу для фруктов (которая не видела фруктов почти двадцать лет).
Ларри глубоко вздохнул.
- Хорошо, ма, - сказал он, обсасывая жир с ее старого узловатого пальца. - Ты права. Когда-то я был великим убийцей. Теперь я даже чихнуть не могу, чтобы не обоссаться.
Он изобразил на лице нечто похожее на улыбку. По крайней мере, для него это было похоже на улыбку, но для Эди Трэверс выглядело еще более жутко.
- Хороший мальчик, - сказала мать. Жилистый кусок мяса обернулся вокруг ее единственного зуба. Он болтался у нее во рту, как веревочка от тампона. - Ты же не хочешь снова ввязываться во все эти убийства. Все изменилось. У детей теперь есть ум, а у тебя только глисты. Тебе лучше обзавестись хобби. Построй мне что-нибудь хорошее в саду. Мне всегда хотелось сауну.
Мысль о кожистом теле матери, окутанном паром и раскачивающемся из стороны в сторону, была невыносима. Он извинился и вышел из-за стола, чтобы проверить Уилбура. Когда свинья увидела его, он принял ее хрюканье за радость. То, что он на самом деле сказал, было:
Только не этот чертов засранец снова...
Лагерь "Алмазный ручей", 2014 г.
- О, ёб твою мать, - сказала Лакриша, входя в комнату, которую они с Джуниором собирались назвать домом на всю следующею неделю.
Если бы Джейсон занимался недвижимостью, он бы сказал что-нибудь вроде: Это очень просторная комната, если вы заемщик или один из тех маленьких людей с большими головами. Справа вы увидите прекрасное зеркало, покрытое потрясающей паутиной, а слева – замечательную королевскую кровать, которая выглядит так, как будто ее красиво обосрали все Гарлемские наркоши. Но поскольку он не занимался недвижимостью, он сказал:
- Я признаю, что в последние годы все пошло немного под откос. У нас здесь не так много детей, с тех пор как... ну, с тех пор, как я здесь.
-
