Павел поднялся.
– Молодой человек как будто собрался уходить? – проворковала Вера Сергеевна. – Не спешите, юноша, сейчас начнется самое интересное.
Что она такое имеет в виду? Возможно, предстоит некий следственный эксперимент? Потерпеть разве еще немного?
– Скажите, подобные преступления… или, лучше сказать, случаи достаточно часто встречаются? – спросил Павел, чтобы хоть что-то сказать.
– Вы о чем? – настороженно спросил Ершов.
– О самоубийцах. Вот, допустим, человек решает свести счеты с жизнью, а заодно прихватывает с собой еще пару-тройку человек.
– Неплохо он выразился, – одобрила Вера Сергеевна. – «Прихватывает пару-тройку».
– Случается, – неопределенно сказал Ершов. – Бывает, что и прихватывают. А, Степа? В твоем околотке имеют место подобные явления?
– Время от времени, – продолжая чавкать, сообщил участковый.
– Приведете какой-нибудь пример? Ну, там… кровавого преступления.
– Кровавого, значит?.. Можно. Вот, слушай. На моем участке проживал сантехник один. Потехин, по фамилии. Нормальный такой парень, работник квалифицированный, правда, пьющий. Но безотказный. Бывало, среди ночи к нему стучится жилец. Выручай, Потехин, труба фонтаном свищет! Ни слова против не скажет мой Потехин, берет газовый ключ и устраняет протечку. А то еще фекальный стояк прорвет. В подвале дерьма по колено. И тут Потехин выручит. Никому в дерьмо лезть неохота, а он… Беспрекословно ныряет в пучину… Словом, истинный пролетарий. Молчалив, работящ, нетребователен. Знай шурует газовым ключом. И в пьяном виде скромен. Песни только любил петь. Особенно из репертуара группы «Роллинг стоунз». Любил он «Роллингов», непонятно почему. Выйдет, бывало, под вечер с гармошкой и знай наяривает «Satisfaсtion» или там «Mother Little Helper». Ее он особо любил. Поет про «маминого помощника» и плачет. Жалко, значит, ему мамочку. Конечно, народу не больно нравится, что под окнами на гармони пиликают да песни непонятные орут. Однако замечаний не делали, помня о потехинской безотказности. Никто слова не говорил, кроме одного человека, супруги Потехина, Бьянки. Звали ее, конечно, по-другому, но Потехин кроме как Бьянка ее не величал. Не успеет водопроводчик за гармонь взяться, жена начинает его пилить. Мол, от людей стыдно и все такое прочее. И вот эту самую Бьянку Потехин по пьянке и ухайдокал. Приходит раз домой «под балдой» в неурочное время. А Бьянка его с хахалем на брачном ложе кувыркается. Понятно, кровь в Потехине взыграла, даром что безответен. Хвать в руку все тот же газовый ключ и давай «месить» и Бьянку, и хахаля, а заодно и тещу приложил… Такая вот драма произошла в нашем микрорайоне.
– Весьма поучительная история, – заметила Слепцова, плотоядно облизываясь. – А может, и нам последовать примеру этой Бьянки? – И она стала расстегивать пуговички блузки.
Узрев подобные действия, Павел вытаращил глаза. Остальные как будто не обращали внимания на поведение Веры Сергеевны. Участковый продолжал тупо жевать, а Ершов уставился в окно, за которым виднелся сумрачный колодец двора.
Дама наконец справилась с блузкой и разоблачилась по пояс. Теперь, кроме юбки, на ней остался лишь крошечный лифчик.
– Так, встали! – скомандовала она. – И шагайте за мной. Вы, молодой человек, тоже, – обратилась она к Павлу.
Павел не знал, что и думать. Он уныло поплелся следом за остальными. Участковый на ходу вытирал губы, Ершов, как обычно, улыбался непонятно чему. В спальне Вера Сергеевна разоблачилась полностью. Она оказалась смугла, худа и безгруда.
«Что они собираются делать? – с тоской думал Павел. – Неужели хотят заняться сексом?! Она одна, их двое…» Мысли путались, заскакивали одна за другую. Смятение, стыд, гадливость овладели им. Он старался не смотреть на Веру Сергеевну, но не мог отвести глаз. А та, смотрясь в зеркало, стала выплясывать некий непристойный танец. Она сладострастно покачивала плоскими мальчишескими бедрами, оглаживала едва выступающие груди, медленно проводила ладонями между ног. Павел обратил внимание: прямо по позвоночнику проходила узенькая, довольно густая полоска темных волос, заканчивающаяся подобием крошечного хвостика.
Вдруг накатило возбуждение. Темная волна затопила разум, растворила в себе здравомыслие… Ему уже не хотелось уходить, напротив, он опасался только одного: как бы не выпроводили вон.
Женщина между тем перестала вертеться перед зеркалом. Она повернулась к Павлу, зазывно улыбнулась и махнула рукой в сторону залитой кровью кровати, несомненно, приглашая заняться любовью.
Павел оглянулся на ее спутников. Оба мужчины делали ему знаки, означающие одно и то же. Участковый движением рук и бедер довольно энергично изображал совокупление. Ершов просто показывал пальцем: давай, мол, действуй. При этом он мерзко улыбался. Странная представительница органов надзора между тем улеглась на ложе, отбросив в сторону заляпанные одеяла и простыни. Она согнула ноги в коленях и широко развела их в стороны, недвусмысленно приглашая приступать.
Павел вновь оглянулся. Ему вдруг привиделось: вместо человеческих лиц он видит жуткие оскалы монстров. Новые знакомые и на людей-то не походили. Физиономия участкового – вылитая кабанья харя с огромными кривыми клыками, торчащими из слюнявой пасти. А Ершов выглядел в точности как рыба, давшая ему фамилию: выпученные стеклянные глаза, губастый рот, усеянная шипами чешуйчатая рожа. Оба монстра гримасничали, подпрыгивали на месте и на мгновение зависали в затхлом, пропитанном миазмами воздухе спальни.
Теперь Павел смотрел только на женщину, если существо, лежавшее на кровати, действительно являлось женщиной. Тело оборотня пока что было человеческим, но голова скорее походила на собачью или лисью, вернее, она сочетала в себе черты обеих особей. Дивные, влажные глаза, казалось, источали похоть, длинный розовый язык свешивался набок. Существо учащенно дышало…
От нее так чудесно пахло. Дурманящий, сводящий с ума запах толкнул нашего героя вперед. Теперь он думал только об одном: как бы поскорее овладеть этим невероятным телом.
Дальше все напоминало дикий ночной кошмар. Сознание то включалось, то выключалось, фиксируя самые невероятные сцены. Чудилось: он барахтается в жирной, теплой, вонючей грязи, а рядом копошатся, хрюкают, мычат какие-то неведомые омерзительные существа. Все вокруг совокуплялось самым причудливым образом.
Потом вдруг все внезапно закончилось. Дьявольская троица куда-то исчезла. Теперь он лежал на кровати вроде бы один. В спальне стоял сумрак, словно уже наступил вечер. Напротив призрачно мерцало зеркало, перед которым давеча кривлялась Вера Сергеевна. В квартире царила полнейшая тишина. Ни малейшего звука не проникало в спальню. «Словно в могиле» – пришло на ум. Ощущение, на сей раз завладевшее им, казалось вполне закономерным. Он не испытывал ни ужаса, ни даже особого страха, а пребывал в полнейшей прострации. Чувство было такое, словно из него полностью высосали кровь. Вдруг он ощутил: рядом вновь кто-то есть. Повернул голову. Подле него лежала неизвестная женщина. Глаза незнакомки были закрыты, лицо – бледное пятно, блестело, словно залито слезами. Он повернулся на бок, опер голову на ладонь и, насколько позволял сумрак, попробовал различить, кто же перед ним.
