Ей нравился Бен — да, теперь он стал Беном, «Бендикс» звучало слишком серьезно и не подходило к его бесхитростной натуре, — и она не возражала, чтобы он называл ее Ножки. Ей это нравилось. Это было несерьезно. Не похоже на нее. Он увидел в ней то, чего никто еще прежде не видел. Для Голубой крови она всегда была Габриэллой, Добродетельной, Надежной, их королевой, их матерью, их спасительницей. Но для Бендикса Чейза она была даже не Аллегрой ван Ален, а Ножками. Это заставляло ее чувствовать себя юной, опасной и безрассудной. В общем, такой, какой не подобало быть Габриэлле.
И вдобавок он был такой милый!
— Иди сюда, — прошептала Аллегра, притягивая его к себе за дурацкий наряд.
— Что?
Аллегра привлекла юношу к себе, и когда он понял, чего она хочет, глаза его засветились нежностью. У него были самые ласковые голубые глаза из всех, виденных ею. Он был так красив, этот юноша, самый красивый парень на свете… Когда она подняла голову, он наклонился, чтобы встретиться с ней на полпути; его руки крепко обвили ее талию.
Это был просто поцелуй, но Аллегра уже понимала, что на этом дело не закончится.
— Тебе понадобилось немало времени, чтобы определиться, Ножки, — пробормотал Бен.
— Угу, — согласилась Аллегра.
Она хотела проделать это медленно. А что такого? Он всего лишь человек. Это всего лишь флирт. Максимум что случится — он станет ее фамильяром. Их у нее было много за ее бессмертную жизнь.
Когда Аллегра вернулась к себе в общежитие, все еще сияя после поцелуя Бена, она наткнулась на брата.
— Где ты была? — возмущенно спросил Чарльз. — Я тебя ищу. Ты пропустила собрание Комитета.
— Ой, оно что, было сегодня? Я забыла. Я была занята.
— Чем? Только не говори мне, что ты вступила в здешнее дурацкое общество! — с издевкой произнес Чарльз.
— Это не глупости, Чарли. Ну, то есть общество, конечно, дурацкое, но это не глупость. Это разные вещи, — отрезала она.
— Это всего лишь жалкая человеческая пародия на Комитет. Мы были здесь первыми.
— Возможно, — Аллегра пожала плечами, — Но у них вечеринки куда лучше.
— Да что с тобой такое?! — оторопел Чарльз.
На мгновение Аллегре стало жаль его.
— Ничего. Чарли, пожалуйста, не здесь.
Она снова покачала головой.
— Аллегра, нам нужно поговорить.
— Тут не о чем говорить. О чем ты хочешь разговаривать?
— Корделия… она приезжает в воскресенье на родительский день.
— В таком случае скажи маме, что я передаю ей привет.
И Аллегра нырнула в общежитие, не произнеся больше ни слова. Эта ночь несла с собой столько обещаний. На некоторое время Аллегра, перебрасываясь шуточками с пейтологианцами, целуясь с Бендиксом, сумела поверить, что она обычная шестнадцатилетняя девушка. Но один-единственный разговор с Чарльзом развеял всякие иллюзии по поводу того, может ли она в этой жизни хоть немного повеселиться.
Единственное, что Чарльзу ван Алену нравилось в его матери — точнее, в его матери этого цикла, — так это то, что Корделия, единственная, никогда не называла его дурацким уменьшительным именем.
— Чарльз, я думала, твоя сестра присоединится к нам сегодня, — произнесла Корделия, наливая ему чай.
Был родительский день, и кампус опустел, поскольку спонсоры колледжа — те, кто выкладывал непомерную плату за обучение, — явились навестить своих отпрысков и угостить их обедом в каком-нибудь из дорогих ресторанов города. Корделия приехала днем на лимузине и тут же забрала Чарльза в ресторан самого престижного отеля.
Чарльз откинулся на спинку неудобного стула. И почему только женщины настаивают на этом нелепом обычае?
— Я оставил ей записку с напоминанием. Но она была… занята в последнее время.
— Даже так? — Корделия поджала губы.
Она была миниатюрной и походила на птичку, но язык у нее был острый. И хотя ее позиции в Комитете пошатнулись, она все еще обладала достаточным влиянием, чтобы ей поручили воспитать его в этом цикле.
— Ну так расскажи, чем же настолько занята наша Аллегра?
Чарльз нахмурился.
— У нее новый парень… возможно, она сделает его фамильяром.
Он никогда не признался бы, что ревнует к Красной крови, но уже не мог больше терпеть. Сперва ее холодное безразличие. Теперь — несомненная неприязнь. Аллегра ускользала от него, а он не понимал почему. Он отчаянно хотел удержать ее. Это было единственное, чего он страстно желал.
Но похоже, Аллегра желала прямо противоположного. «Оставь меня в покое. Не здесь. Уйди». Вот и все, что она говорила ему теперь. Он не мог этого вынести. Она словно возненавидела его. Почему? Что он сделал? Ничего — лишь любил ее. Он не хотел признаваться Корделии в том, что не знает, где Аллегра проводит эти выходные, что он не знает, где она была, и что он скорее сдохнет, чем опустится до того, чтобы узнавать это при помощи глома. Аллегра — его душа. Она должна прийти к нему. Она должна захотеть быть с ним. Однако же она этого не желала. И дала это понять совершенно ясно.
— Это всего лишь увлечение. Жажда крови, и нe более того, — заверила его Корделия. — Не препятствуй ей. У нее было трудное время.
Чарльз понимал, что имеет в виду мать. Что Габриэлле нужно время для исцеления. Невзирая на то что Флоренция превратилась в смутное воспоминание, боль все еще не утихла — боль того ужасного деяния, в которое он оказался вовлечен. Конечно, тут и Лоуренса есть в чем обвинить… Но уже прошло почти пять сотен лет. Неужели она никогда не станет прежней? Она даже не знает всей правды…
— Чем сильнее ты давишь, тем решительнее она будет уворачиваться. Лучше всего позволить ей самой сделать выбор. Она выберет тебя.
— На этот раз все как-то по-другому, — с сомнением произнес Чарльз, глотнув чая, — Я боюсь, что… что она может вправду влюбиться в этого типа.
— Чепуха. Он человек. Это ничего не значит. Ты сам это знаешь, — возразила Корделия. — Это просто развлечение. Она вернется к тебе. Она всегда возвращается. Положись в этом вопросе на меня, Чарльз. Ты должен позволить ей идти своим путем. Не вмешивайся. Это приведет лишь к большему отчуждению между вами. Аллегра в данный момент нуждается в свободе.
— Надеюсь, мама, что ты права, — мрачно произнес Чарльз. — Буду пока держаться в стороне. Но если ты ошибаешься, я никогда этого тебе не прощу.
Девушкам запрещалось находиться в мужском общежитии позднее определенного времени, и Аллегре пришлось пробираться тайком через пожарный выход. Это было, в общем, несложно — прыгнуть с лестницы на карниз и постучать в окно.
