– Любая болезнь – в душе, – спокойно ответила пенсионерка. – Страхи, обиды, переживания – все негативные эмоции, которые ты испытываешь в жизни, никуда не деваются. Они копятся, а если ты их еще и пытаешься сдержать, чтобы выглядеть сильной, они разъедают тебя изнутри. Но знаешь, в жизни есть место чудесам. Я в этом убедилась сама. И продолжаю убеждаться до сих пор.
– Я… я не верю в Бога, если вы об этом, – неуверенно сказала Вика и неожиданно расплакалась. Она вспомнила свою смерть, не на то растраченную молодость, а потом ей на ум пришел Светлый, и она немного устыдилась своих слов. Раз он есть, быть может, есть и Бог? Кто его знает. Куда-то ведь попадают души? Вика не верила в Боженьку на небесах. Не верила в рай и ад – невозможно поверить, пока не убедишься на собственном опыте. Куда больше ее расстраивала собственная смерть, и очень напрягало странное существование между небом и землей.
– Ты считаешь сейчас, что Бога нет, потому что если бы он был, не допустил бы с тобой такого? – уверенно спросила Вера Семеновна, не догадываясь о том, какая буря происходит в душе Вики.
– Нет, я сожалею, что не верю, потому что мне не в чем находить утешение, – всхлипнула Вика, утирая ручейки слез.
– Я тоже не хожу в церковь, не ставлю свечки, не молюсь на ночь. К чему эти ритуалы, это уже давно устарело. Если человек не ощущает в себе веры, все это бесполезно. Но я верю, что раз мы существуем, есть вероятность того, что существуют и высшие силы, значительно превосходящие нас в способностях, интеллекте, в духовной свободе…
Вика вспомнила Светлого и то, с какой легкостью он менял облик. Да уж, способностей ему не занимать.
– Я тут пирог к чаю испекла. Творожный с клюквой. Попробуй, это фамильный рецепт, передается в нашем роду из поколения в поколение. Думаю, твоя мама тоже его умеет готовить, – неожиданно поменяв тему разговора, Вера Семеновна поставила перед Викой старинное фарфоровое блюдце, тонкое, с полустертыми золотыми рисунками. И сказала: – Не будем о грустном. Ты сказала, что хочешь пожить, так я не буду тебе надоедать философскими разговорами.
– Какое красивое блюдечко, – вырвалось у Вики.
– Когда-то это был сервиз моей матери, но от него мало что осталось, вот три блюдца уцелело да пара кофейных чашечек. Ну, как тебе пирог? Заешь-ка свою печаль. Хотя сейчас модно говорить, что стрессы заедать нельзя, но как же иначе бороться с жизненными невзгодами? Выпьешь чашку хорошего чая – и сразу легче на душе. Не на диете, надеюсь?
– Да нет, мне диета не нужна, я и без того чахну и сохну, – уныло сказала Вика.
– Ты ешь, ешь, а я тебе историю этого сервиза расскажу. Мне его подарила моя мать, твоя прабабка. Сказала, что он был частью ее приданого, когда она замуж выходила. Семья наша, между прочим, хоть и не дворянского рода, но и не самая простая. Интеллигентные все были, образованные. Так вот, матушке моей в приданое дали сервиз на двенадцать персон. Тогда было принято, чтобы каждая семья регулярно устраивала званые обеды никак не меньше, чем на дюжину гостей. А уж когда мы подросли и сами стали невестами, она поделила сервиз между нами, чтобы у каждой был набор на шесть персон. Твоя бабушка сервиз продала во время войны, тяжело было. На кусок хлеба не наскрести, а детей кормить чем-то надо. Вот и продала. Поэтому ты его и не помнишь, – тут Вика прикусила язык, потому что как раз хотела встрять с репликой, что вспомнила этот золоченый узор. А Вера Семеновна тем временем продолжала:
– А я свой сервиз сберегла, да все равно от него мало что осталось. Нас сначала из одной квартиры большевики погнали в коммуналку, потом из коммуналки выселили в хрущевку – улучшили жилищные условия. И во время этих переездов моя половина маминого сервиза или побилась, или потерялась. Я уж берегу остатки, как могу, ведь это память о моей маме. А потом дочка разбила и их, когда посуду мыла.
И однажды пошла я на рынок, а там, представляешь, стоит сервиз на шесть персон, такой же, как был у меня. Разговорилась я с хозяйкой, а оказалось, она его у Светки в свое время выкупила, а продавать решилась, потому что лихие девяностые без денег ее оставили. В войну она справлялась, а в кризис, вишь как вышло… Вот так вот сервиз ко мне и вернулся. Я потом дочери половину выделила, в память о бабушке. Где сейчас те три чашечки, я не знаю, надеюсь, что сохранила.
Вика слушала зачарованно Веру Семеновну и думала, как здорово иметь семью, какие-то предания, которые передаются из поколения в поколение, какие-то фамильные реликвии… У нее с родителями отношения были так себе, на сестренку из-за большой разницы в возрасте она особо внимания не обращала. А родители, напротив, были на малышке зациклены, не особенно интересуясь, чем живет старшая. И теперь, когда уже поздно было что-то исправлять, она спохватилась, что ее сын остался в роддоме среди чужих людей, не получив материнской любви и ласки, родители у себя в провинции, сестренка сейчас еще студентка, а какие там приоритеты у молодежи нынче – Вика понятия не имела и потому с сестрой почти не общалась. А как было бы хорошо иметь вот такую чудесную рождественскую семейную сказку! Да только теперь уже ничего не сделать.
– Гуч, ты уверен, что он отдаст участки нам?
– Я не могу отвечать за другого человека, – сухо и жестко произнес Сергей. Он понимал, что сейчас находится в центре внимания, и ему нельзя совершать никаких ошибок, если он хочет, чтобы риэлторы его слушались. Поэтому он вел себя максимально холодно и властно. Судя по поведению риэлторов, тактику Лавров избрал верную.
– Да нет, – сразу пошел на попятный Козлов – самый наглый и дерзкий из мошенников. – Я же не говорю, что ты за него должен ответить, я просто имею в виду, что он же тебе что-то пообещал. Может, сказал, что дает гарантию…
– Мы почти не общались, ему было некогда. Я ему конверт передал, мы парой фраз перекинулись, он сказал, что нам будет интересно его предложение, а конкретику всю изложит на встрече. Так что терпение, Леха, терпение.
– Я, наверное, сразу виллу в Испании куплю, – мечтательно произнес белобрысый Лыков.
– Боюсь, ты не сойдешь за испанца, – придирчиво оглядел друга Козлов. – Они все жгучие брюнеты, а ты ни разу не брюнет.
– А я и не собираюсь притворяться испанцем, я буду местной экзотикой для горячих испанских девушек, – сказал Лыков и повилял бедрами, заложив руки за голову.
– Ну а я к тебе на яхте буду приезжать, отправлюсь на ней рассекать Средиземное море, – подхватил Козлов.
– Рано радуетесь, – осадил их Сергей. – Давайте лучше продумаем тактику поведения во время разговора. Смотрите – Горшков влиятельный человек. Он один, а желающих заполучить участки много. Нам нужно его заинтересовать, выделиться из толпы. Один козырь у нас есть – то письмо и вообще мое знакомство с его родственником. Но какой это козырь – двойка или туз, нам пока неведомо. Подождем до вечера. Кстати, а где Гена?
