Однажды, в апреле, когда деревья уже покрылись лёгкой зелёной дымкой, я позвонила Альберту. Мы, как обычно, болтали, и он спросил: как дела у Ганса?
«Ты знаешь, — сказал он, — мама недавно видела фрау Мюллер, она очень довольна тобой, и рада, что Ганс учится музыке. Похоже, она уже задумалась о музыкальной карьере сына. Ты большая умница».
«Спасибо, — сказала я, — но, ты знаешь, занятий в ближайшее время не будет. В понедельник фрау уезжает с сыном отдыхать за границу, и приедет только через две недели. Она даже дала мне заранее зарплату. Герр Мюллер останется дома, у него, как всегда, масса дел».
В трубку я услышала тяжёлое дыхание Альберта.
«Что случилось, Альберт? — испугалась я — тебе не хорошо?»
«Нет, нет, всё в порядке — ответил он, — просто немного закололо сердце. Это у меня с детства, ничего страшного. Накатывает в самый неподходящий момент. Уезжают, говоришь? Прекрасно. Ты сможешь немного отдохнуть. А знаешь что? Приезжай в пятницу вечером ко мне. А в субботу вечером уедешь. Хотя бы день проведём вместе, я ужасно соскучился».
Я не ожидала услышать такое от Альберта, и была страшно обрадована. Я пообещала, что в пятницу с последним поездом я буду у него.
И вот в пятницу после занятий я пошла на вокзал, купила билет и села в поезд. Поздно вечером я вышла у нас на перроне. Было очень пустынно, уже зажглись фонари, и в их неверном свете всё выглядело немного гротескно. По тропинке я пошла в сторону деревни и через какое-то время увидела замок. Он серой громадой возвышался среди начинающих зеленеть деревьев. Ближайшие деревья к замку всё так же облепили воробьи, которые громко галдели.
Альберт ждал меня у входа. Он радостно бросился мне навстречу, и я упала в его объятия.
«Дорогая, дорогая, как долго мы не виделись — он целовал мне шею, волосы губы, — я бы хотел никогда не расставаться с тобой, но, к сожалению, это пока невозможно. Пойдём скорее в дом, тебе нужно согреться и выпить чаю».
Надо сказать, что вечерами было довольно прохладно, и я немного продрогла. Мы зашли в дом. Здесь ничего не изменилось со времени нашей последней встречи, так же горели свечи, в камине полыхал огонь. Альберт принёс чай, от которого у меня всегда кружилась голова. Мы выпили, перекусили. Потом Альберт взял меня на руки и отнёс в спальню. Видимо, от чая и от усталости комната кружилась у меня перед глазами. Мы занялись любовью, но я плохо всё помню. Я так ждала этого момента, а когда он пришёл, впала в полузабытье. Альберт что-то шептал, его тело билось об меня, а мне казалось, что наши тела утратили телесные оболочки и сплетаются подобно змеиному клубку в каком-то мистическом танце. Мы смеёмся чему-то, и из наших ртов вылезают чёрные раздвоенные языки.
Сразу после этого я забылась сном. Мне приснился какой-то кошмар. Я увидела дом Мюллеров: я стояла в зале возле камина, у моих ног лежал герр Мюллер. Голова его была повёрнута набок, а на шее зияла страшная рана, как огромный чёрный рот. И, казалось, он ухмыляется этим, а не настоящим ртом, отчего вся сцена выглядит безобразной. А я стою и с довольной усмешкой смотрю на это. В моих руках зажат большой кривой нож, какой я видела у Альберта на стене с оружием. Кровь с ножа капает на ковёр, и там уже образовалась противная чёрная лужа. Но мне не страшно, я понимаю, что убила его и очень этому рада. Потом всё исчезло, и я проснулась от собственного крика. Альберт испуганно смотрел на меня. Казалось, что он не спал всё это время.
«Что, что случилось? — в его голосе слышалась тревога.
„Боже, какой кошмар я сейчас видела! Я так испугалась! Так испугалась!“ — меня всю трясло.
Альберт прижал меня к себе: „Не бойся, дорогая, это от переутомления. Я принесу тебе воды“.
Он сбегал вниз и принёс какой-то жидкости. Она необычно пахла, но я выпила её. Мне сразу стало хорошо и спокойно, видимо, он добавил в воду успокоительного. Остаток ночи прошёл спокойно, а утром после завтрака я ушла на вокзал. Я не стала рассказывать Альберту сон, но нехорошее предчувствие у меня осталось, и, как выяснилось, не зря.
Я приехала домой в субботу вечером. Отчего-то я чувствовала себя страшно усталой, и сразу легла спать, хотя было ещё не очень поздно. Слава богу, никаких снов в эту ночь мне не снилось, и я спала, как убитая. С утра я допоздна валялась в постели, потом выпила чаю и решила сходить к тёте Ленни. Я давно не была у неё и ужасно соскучилась, к тому же я знала, она вкусно накормит меня — я хотела есть. Я собиралась, и тут в дверь раздался звонок. Звонок был очень требователен и настойчив, и мне почему-то стало не по себе. Я открыла дверь. Передо мной стоял полицейский. Он попросил разрешения войти, и я ему разрешила. Следом за ним вошёл некто в штатском, которого я сразу не заметила. Я пригласила их в комнату и спросила, чем обязана такому визиту? Штатский поспешил меня успокоить и сказал, что задаст мне пару вопросов, если я не возражаю. Я не возражала, к тому же мне стало интересно, чем я могу заинтересовать полицию? Мы присели на стулья, и он спросил меня, знаю ли я семью Мюллеров? Я ответила утвердительно и добавила, что занимаюсь с их сыном музыкой.
„Как давно вы были у них в последний раз?“ — штатский мял в руках сигарету, не решаясь закурить.
Я ответила, что в прошлую субботу, так как фрау Мюллер с сыном уехали на отдых.
„Да в чем собственно дело?“ — мои нервы не выдержали.
„Разве вы не читаете газет, фройляйн?“ — штатский был весьма удивлён.
„Нет, — сказала я, — мне некогда, я учусь и работаю“.
„Весьма похвально, — сказал штатский, — но дело в том, что сегодня ночью был убит герр Мюллер. Просто ужасное преступление. Его горло было разрезано от уха до уха. Море крови. Мы сообщили фрау. Скоро она будет здесь. Просто кошмар“, — он говорил короткими отрывистыми фразами.
Мне стало дурно. Полицейский сбегал на кухню и принёс воды. Я отпила глоток и немного успокоилась.
„Не волнуйтесь, фройляйн, мы вас ни в чем не подозреваем. Чтобы нанести такой удар, нужна недюжинная сила, — он оглядел меня с головы до ног, — да и мотив у вас вряд ли отыщется. У покойного и без вас было достаточно врагов. К тому же, видимо, он был не совсем в ладах с законом. Я просто пришёл вас спросить, не заметили ли вы чего-нибудь в последнее время в доме необычного. Может, супруги ругались, или кто-нибудь приходил к герру Мюллеру? Может, вы знали их раньше?“
Я отрицательно покачала головой. Я сказала, что за всё время не обмолвилась с ним и парой слов, что в основном имела дело с фрау и мальчиком. Она ничем со мной не делилась. Раньше я их не знала, и пришла к ним, так как нуждаюсь в деньгах, и уроки бы мне не повредили. Он кивал головой. Я с замиранием сердца ждала, что он спросит, как я к ним устроилась, но он молчал, занятый своими мыслями. Через секунду он спохватился, встал со стула, следом за ним поднялся полицейский и сказал: „Простите, фройляйн, что вас побеспокоил, но это мой долг, я вынужден опрашивать всех, кто имел с ним дело. Ничего нельзя упустить. А вдруг это жена? Вы ведь могли что-то слышать чисто случайно, может, она договаривалась с любовником?“ — он уже говорил сам с собой.
