Обрюзгшая, дурно пахнувшая баба отделилась от толпы и оказалась рядом с Вовчиком. Она проворно сунула руку ему в пах и зашептала:
– Увези меня отсюда, красавчик! Они все здесь психи!..
– А те, в «Дуплете»?
– Конченые психи.
– Отвечаешь? Как насчет тебя?.. Убери руку!
– Я-то в порядке. Если не хочешь, чтобы Бледный тебя выпотрошил…
– Слушай, он начинает мне нравиться, этот ваш маньяк. В натуре. Ты его уже видела?
– Смеешься? Не теряй времени, скоро рассветет.
– Блевать от тебя хочется. Убирайся.
– Скот! Все мужики – скоты, – обреченно констатировала опустившаяся шлюшонка. – Когда я была помоложе, такие, как ты, лизали мне…
– Гонишь, подруга! Заткни пасть и топай отсюда.
Она отошла, бормоча ругательства.
В этот момент от входа потянуло дымком. Поп замолк. Все обернулись.
На пороге церкви сидел пес-альбинос с красными светящимися глазами. Доска перед ним была истерта до желтизны множеством подошв. И сейчас она горела бело-голубым пламенем. Пес мог бы без труда перескочить через нее, но не делал этого. Он сидел и ждал чего-то. Или КОГО-ТО?
Какая-то женщина вскрикнула в наступившей тишине. Истерично заплакал ребенок. Раздалось характерное клацанье затвора. У кого-то сдали нервишки…
– Это собака Бледного!!! – вдруг заорал поп, тыча в белую тварь пальцем. – Бледный в городе! Готовьтесь, несчастные! Молись, проклятое племя!..
Вовчику все это показалось бы немного смешным, если бы он не был смертельно уставшим. Он все еще не догонял, почему такая орава вооруженных мужиков не может завалить какого-то Бледного, пусть даже и крутого…
Тем временем отдельные языки огня слились в сплошную полосу, а затем занялась деревянная дверь. До людей, стоявших поблизости, наконец дошло, что они могут оказаться в огненной ловушке. Толпа с воплями хлынула наружу, подхватив Вовчика, как поток подхватывает бревно. Пес мгновенно убрался из-под ног, избежав опасности затаптывания.
Вовчику пришлось поработать локтями, прежде чем его вынесло к ограде и он с трудом протиснулся через калитку. В результате он отвоевал себе кусок жизненного пространства и оказался в относительно спокойном месте.
Вопреки его ожиданиям паники не возникло. Подошвы бегущих сбили пламя; на пороге не осталось даже тлеющих углей. Дверь горела бы дольше, но под наружной деревянной панелью была стальная плита. Похоже, после того как пес убрался, огонь и так погас бы сам собой. Кто-то метнулся к источнику, принес ведро воды и плеснул на дверь. Раздалось шипение, повалил дым, который быстро рассеялся.
Возбужденные прихожане разбрелись по площади, не зная, что делать дальше. Семенящий поп выскочил из церкви последним. Он обливался потом, ежесекундно крестился и бормотал молитвы.
Эпизод был исчерпан. Пожар не состоялся. Зато снаружи всех ожидал очередной сюрприз.
* * *
Электрическое освещение разом погасло. Луна с черепом опустилась за линию горизонта. Закатилась куда-то, как потерянная монета. Только сияющая зыбкая корона надвигалась с востока, прогоняя сумерки…
Возле «ровера» торчала мамаша Ида, царапая толпу взглядом. Наверное, искала своего обидчика.
– Кретины! – завопила она, когда увидела высокую плотную фигуру. Вовчика было трудно не заметить. – Тот, кого вы ждете, не придет! Его убил вот этот ублюдок!
– Ты что, не в себе, старая? – проворчал поп. – Что ты мелешь?
– Молчи, жирный болван! – отрезала Ида. – Иди и посмотри сам. Вон там, на заднем сиденье!
Она ткнула пальцем в «ровер». Вовчик скривился. Зря все-таки не шлепнул ведьму! У нее хватило ума попытаться натравить на него местных. Впрочем, такой вариант развития событий Вовчика устраивал. Разборки – это была его стихия. «Если кто-нибудь дотронется до моей тачки, отвяжусь по полной программе!..»
Поп осторожно приблизился к машине и заглянул внутрь салона, приложив ладони к вискам. Вовчик держал паузу. «Сейчас начнется. Уложу передних, остальные сбегут. Бойцов тут нету. Одни жабы».
Неизвестно, что поп разглядел через тонированное стекло, но когда он обернулся, это был другой человек. Приговоренный к «вышке», которого внезапно помиловали за минуту до казни.
– Благодарю Тебя, Господи! – закричал он, воздев руки к небу, но глядя при этом на Вовчика с невесть откуда взявшимся исступленным обожанием. – Ты послал нам во спасение Своего слугу! На колени, заблудшее стадо! Благодарите Его за отсрочку!
– Спаситель! Спаситель! – завизжали тонкие и восторженные бабьи голоса. Большая часть собравшегося народа и впрямь бухнулась на колени. К Вовчику тянулись руки, будто он был святым, одно прикосновение к которому исцеляет от неизлечимых болезней и отменяет действие неумолимого времени. На него были направлены взгляды благодарно сиявших глаз.
Это была минута невероятной, неповторимой славы. Это было прекрасно! Впервые его обожали ИСКРЕННЕ, а не за деньги. Можно было упиваться своим неожиданным величием и даже извлечь из него какую-нибудь практическую пользу, но Вовчику не дали развернуться. Времени почти не осталось.
Пока же он с ухмылкой наблюдал за разыгрываемым спектаклем, гадая, кто настоящий режиссер и кем на самом деле является поп – аферистом или гениальным импровизатором. Однако больше всего его интересовало другое – когда же, черт подери, наконец удастся придавить подушку?!
И тут раздался металлический щелчок, услышанный далеко не всеми. Задняя дверца «ровера» приоткрылась. Из образовавшейся щели протянулась рука, по которой можно было изучать строение верхних человеческих конечностей. Потом снаружи появилось все остальное, и у попа подкосились ноги.
Из протянутой руки торчали осколки стекла. Они отбрасывали во все стороны радужные отблески, разлагая на составляющие свет утренней зари. Эти маленькие мелькающие радуги завораживали… Прямо из ладони сыпался песок – на землю, ибо колба песочных часов была раздавлена. Отсчет времени заканчивался.
Песок к песку. Пыль к пыли. Прах к праху…
* * *
Бледный вылез и потянулся так, что раздался звук, напоминающий перестук костей, которые встряхнули в стакане. При этом он улыбался.
– Классная тачка. Твоя? – спросил он у Вовчика, нацелив на того костлявый палец. Зрачков у Бледного не было (в глазницах вязко клубился мрак), и соответственно, не было ВЗГЛЯДА в привычном смысле слова (хотя каждый из собравшихся на площади кожей и трепетной душонкой ощущал ПРИСУТСТВИЕ). Голос воскресшего урода оказался шипящим, будто вместо истлевших голосовых связок в его глотке был установлен синтезатор речи с пробитым динамиком.
Вовчик проглотил комок обильно выделившейся слюны и тупо кивнул. Слов у него не нашлось. Пока. Зато были две пушки, о чем он вспомнил очень скоро.
