Та лишь улыбнулась, покачала головой.
– Не сердись же, Ксюша. Куда я от тебя? Ну ладно, пойду в магазин схожу. Пирог печь буду.
Она вышла, перекрестившись на иконы и прикрыв за собой дверь.
Ксения разлила чай.
– Ну как ты... вообще? – спросил Граев. – Слышал я, ты занялась... – Замялся, не зная, какое слово подобрать.
– Шарлатанством? – с интересом глядя на него, подсказала Ксения.
– Ты не могла, я тебя знаю, – возразил Граев.
– Люди меняются, – с иронией продолжала она. – Магия, ясновидение, целительство – чем еще зарабатывать на жизнь несчастной калеке?
– Правда?
– Ты разочарован?
Граев помотал головой.
– Я тебе не судья. – Поразмышляв, добавил не совсем уверенно: – И не такая уж ты несчастная как будто.
– Спасибо, – искренне сказала Ксения. – Бери печенье. Оно очень вкусное. Дарья удивительно его выпекает.
Граев ухватил горсть печенья и стал задумчиво жевать.
– А тебе не страшно? – спросил он вдруг. – Вся эта магия... довольно неприятная штуковина. Всяческие там энергии.
Ксения неожиданно расхохоталась, весело, легко, необидно. Но Граев все равно насупился и набил рот печеньем, будто решил не произносить больше ни слова.
– Уморил ты меня, – сказала наконец Ксения, досыта насмеявшись. – Уморил своими энергиями.
– Они не мои, – прожевав, отрекся Граев.
– Ну и не мои, – посерьезнела она. – Магии в моем доме нет и не будет. А страх... Бог надо мной, чего мне бояться. Пусть боятся те, кто себя над Богом ставит...
– Тогда что?
Ксения ответила не сразу.
– Знаешь, не каждому я даю ответ на его вопросы.
– Если я тебя обидел...
– Помолчи, пожалуйста, – мягко попросила она, но Граев почувствовал в ее голосе неожиданную силу, которой нельзя было не подчиниться. – Ко мне многие приходят, узнают как-то, со слухов, от знакомых. Молву-то не остановишь. – Она улыбнулась почти виновато, беспомощно. Граев поразился этому странному сочетанию властности и смирения. – Только не всем, кто приходит, нужна помощь. Вернее, им нужна не та помощь, какой они хотят от меня. Очень трудно бывает объяснить им это.
– Чего же хотят от тебя?
– Да вот этих самых – энергий. Хотят, чтобы я поводила руками у них над головой и вылечила от всех болезней, отобрала любовницу у мужа и присушила его к жене, заколдовала скупых начальников, чтобы зарплату прибавили и новую должность дали, помогла сына уберечь от армии, пьяницу отучила от бутылки... ну и так далее. Чудес хотят. Таких, за которые можно расплатиться деньгами.
– Таких не бывает? – усмехнулся Граев.
– Не бывает, – с внезапной усталостью в голосе сказала Ксения. – Чудеса слишком тесно связаны с душой. Либо ты ее убиваешь, либо исцеляешь – вот цена чудес, не деньги. Чудо – ключ к душе. Все зависит от того, кто держит этот ключ.
– А у тебя он есть? – ковыряя в пустой чашке ложкой, с напускным безразличием спросил Граев.
– Я сама – ключ, – просто и спокойно произнесла Ксения. Без всякой саморекламы.
– И давно? – вырвалось у Граева.
– А с тех пор, как Господь посетил меня. – Она кивнула на свои неподвижные ноги.
Граев примолк, переваривая.
– Ну так, – сказала Ксения. – Хватит обо мне. Возьми-ка вот это. – Она приподняла крышку с керамической вазочки, которую Граев принял сначала за сахарницу, не то пепельницу. Вынула оттуда какой-то сероватый шарик и протянула.
– Что это? – Граев понюхал. – Хлеб?
– Хлеб, – кивнула она. – Подержи в руке.
– Зачем?
– Затем. Чтоб мне не тянуть все из тебя клещами. Знаю я, какой ты рассказчик.
Граев хмыкнул и зажал шарик в кулаке.
– Почему ты ждала меня? Ты знаешь?...
– Конечно, знаю. Мне жаль твою Марину. И я скучаю по Васильку.
Граев смешался.
– Он... ты... а как?...
– У тебя хороший сын. Жаль, что ты не познакомил меня с ним. Но я часто вижу его.
– В окне?
– Нет, Граев, не в окне. Вот тут. – Она приложила два пальца ко лбу. – Иногда мы даже разговариваем.
Граев мучительно сглотнул.
– Он не знает, кто я. Думает, что я добрая волшебница из сказки. А сейчас он слишком далеко. Я вижу его, но не могу говорить.
– А если бы... он был ближе... могла бы? – выдавил Граев.
Она покачала головой.
– Не знаю. – И повторила: – Он слишком далеко.
Граеву показалось, что он понял.
– Да, он далеко.
Ксения протянула руку.
– Давай.
Он отдал ей хлебный катышек. Ксения положила его себе на ладонь и сверху накрыла другой.
– А теперь молчи, – велела она, откинула голову на спинку коляски и закрыла глаза.
Граев не знал, куда деть собственные очи, – от всего этого непонятного чисто психологически ощущал он себя не слишком здорово, примерно как принцесса на горошине. Смотреть на добрую волшебницу из сказки, уснувшую красавицу, было почему-то неудобно, словно он совершал что-то неприличное. Граев стал разглядывать иконы.
Богородица, Спаситель и бремя Его надежды, возлагаемое на смотрящего. Какой-то святой, Граев не разбирался, с тихой радостью в лике...
«Чудо слишком тесно связано с душой», – вспомнил Граев и вдруг понял, что это правда. С икон густо стекало в тесную комнату чудо и претворялось в тепло человеческой души. Тепло, которым стал сам воздух этой маленькой квартирки. Из которого не хотелось уходить, несмотря на психологическую принцессину горошину. Да что там – Граев просто бессовестно наслаждался этим обезболивающим и любящим его покоем. Такого глубокого душевного комфорта он не испытывал уже давно. Почитай, с безоблачного младенчества, о котором все равно ничего не смог бы рассказать.
Из чего следовало, что психология и душа – на порядок разные вещи.
Ксения открыла глаза и долго, почти с нежностью, слишком похожей на жалость, смотрела на Граева.
– Что? – не выдержал он.
Она протянула руку, показала на его бровь.
– Ты знаешь, откуда это у тебя?
Граев пожал плечами.
– Родовое наследство, – сказал как можно пренебрежительнее, но внутренне был испуган.
– Как умерли твой дед, прадед, прапрадед по мужской линии, тебе известно? – настойчиво спрашивала Ксения, так, словно он был обязан это знать.
– В общих чертах, – отговорился Граев, знавший только про деда, что с ним приключилась какая-то темная история.
– Слушай, я расскажу тебе.
Граеву стало не по себе. Трясущимися руками он принялся выливать из чайника в чашку крепкую заварку.
– Твоим предкам по этой самой линии очень не везло. Всех я не могла увидеть. Но некоторые... Один погиб молодым еще на охоте. Его загрыз волк. Другой жил с собственной сестрой, кровосмеситель. Его и сестру казнили, очень жестоко. Много было самоубийц. Двое погибли на дуэли. Твой род был знатен. Но ко времени революции захудал. Один из твоих предков был лишен дворянского звания и сослан в каторгу за убийства. После революции прадед твой сошел с ума. Чекисты посчитали его смутьяном и расстреляли.
