И не было того, кем ей гордиться. На кого смотреть бы снизу вверх. Кого обожать, чувствуя себя слабой и маленькой. Она же видела, какими глазами смотрели иногда из зала женщины на выступавшего мужа. На такого жалкого порой! А ей часто было завидно, потому что у них это было — смотреть на него такими глазами, а у нее, что тут поделать, — не было.
Тот первый мальчик? Как его хоть звали, того мальчика? Ну вот, забыла… И, скорее всего, навсегда. Ах, право, жаль! Этого мальчика она потеряла, и потеряла по дурости. Была и его дурость, и ее. Девки вообще страшные дуры, задирают пятачок, вот как она. А ведь на этого мальчика она могла бы так смотреть из зала.
А на Ваню Простатитова — не могла. Хоть Ваня и стал губернатором, а тот мальчик образовался, кажется, только в простого доцента. Или максимум — в профессора, и где-то там, далеко, на Байкале.
Но на того мальчика, а как же его звали, черт возьми! — на того мальчика она могла бы так смотреть, а вот на Ваню — не могла. И никто не мог бы, если хорошо бы его знал.
И получается, что жизнь в юности поднесла к ее лицу что-то вкусное, дала понюхать, облизать, почувствовать вкус — и обделила этим навсегда. В точности, как в случае со звездами.
Галина Тимофеевна вздохнула. Может быть, Ваня «потерял нерв»? Это выражение Галина Тимофеевна вычитала у Дика Френсиса, и оно ей понравилось. Но если по чести и совести, а был ли он вообще, «нерв» у Ивана Простатитова? Ничуть он не изменился за последние годы, всегда он был такой же, как и в юности. Зависимый, мнительный, неуверенный в себе, трусливый. Последние годы Галина сдерживала себя, помятуя пословицу: «Нет несправедливее судьи, чем разлюбившая женщина». Но любила ли она его… Может, только хотела любить? Вот оклемается он, придет в себя после той девки… и что? Не будет ведь человека, за которым, как за каменной стеной. На которого вот так смотреть бы…
«Опять сопли ему вытирать?» — с раздражением подумалось Галине.
И еще подумалось, что она ведь обычная женщина. И, как всякая женщина, охотно будет вытирать сопли тому, кого любит. И просто привычному, родному, отцу детей. Но при условии, что он сильнее. Ну что она может поделать, если это — главное условие?!
«А кто мне-то самой сопли вытрет?» — невольно подумала женщина. Всегда вытирала Ване сопли она. Рассказывала ему, какой он хороший и умный, как он все сумеет сделать правильно, как все еще будет прекрасно. Рассказывала, пока он не ушел от нее. Нет, это не просто вспышка ревности! Его бабы ее не волнуют. Действительно не волнуют. Как ни странно, ревнует она только к той девочке, из-за которой Ваня сбежал в Аргентину. Ревнует потому, что Ваня впустил ее в свою жизнь… Пусть это звучит высокопарно, но впустил в свое сердце.
Ох, да пусть бы переспал, с кем ему нравится! Только бы ее любил, интересовался бы, а что у нее на душе? О чем думает? Что чувствует? А не только ее платья, ее внешность на приемах, ее умение давать, давать, давать! Кстати о платьях: вот вернется в дом, не забыть сменить рубашку. Лучше всего на ту, розовую, Ваня ее очень любит. Тем более, будет свежая. Ваня проснется под утро, у него последние месяцы появилась такая привычка. Надо быть в удобном… для него. Ох, надоело! Когда он ее держал на руках последний раз? Когда последний раз спрашивал, ну, хотя бы, не жмут ли ей туфли? Или говорил с ней про звезды и про кондоров? Вот то-то и оно…
Так, может быть, имеет смысл поискать того, кто захочет ей вытереть сопли? Пока она еще нужна кому-то? Найти сильного человека, которому она станет нужна. Здесь они все такие… нормальные такие, раскованные, разумные. Вот такого бы… немолодого, но ведь и она уже не девочка. А главное, чтобы нормального и сильного. Вот завтра надо ехать, договариваться про мебель… Потом будут еще деловые встречи всякие, главное — от них не уклоняться. И культурная программа — поездка на запад, смотреть кондоров; вечеринки, музеи, библиотеки. И не надо никакой пошлятины с курортами и ресторанами. Есть вот такие ночи, когда можно гулять, и необязательно в халате поверх фланелевой ночной рубашки.
Шумели незнакомые деревья. Пищала бабочка в цветках, кричала птица. Спал огромный чужой континент.
Последняя надежда, последняя жизненная ставка Простатитова напряженно размышляла, когда и как его удобнее предать.
Опять булькал «Хенесси» в стаканах. Как и месяц назад, звукам льющегося коньяка отвечало бульканье, какие-то загадочные звуки из автоклавов во всем Институте биофизики. Опять перед Ямиками маячили не рыла подопечных Фрола, не лощеные морды гэбульников, а нормальные человеческие лица. А лица Савела Печенюшкина и его жены Лидии были к тому же приятными.
— Итак, мой друг, я пришел предложить вам работу. Изучение этой туши, во всех возможных ракурсах.
— Вы имеете в виду биохимию, содержимое желудка и так далее?
— Ну да, и это все тоже.
— А разве у вас нельзя сделать анализы? И разве там аппаратура не лучше?
— Не все и так уж намного лучше. И везти уже нет времени: пока Чижиков пытался подгрести его под себя, мамонт изрядно протух. Тут получается целый коллектив ученых, а в следующем году будет еще больше — будем брать вторую тушу мамонта. Тут и вам будет работа, и Морошкину, и еще многим другим. Принимаете участие?
— Принимаю, и в экспедицию поеду. Из Японии ученые будут?
— И из Японии, и из Европы. Я думаю, результаты исследований следует опубликовать и представить на конгрессе в Зимбабве, в 2001 году. Надеюсь, вы будете?
— Не сомневайтесь!
— А вообще-то, мой друг, я пришел попрощаться. Наверное, мы увидимся следующим летом, в экспедиции. Ну, и на конгрессе в 2001, в Зимбабве.
— Ну вы хоть получили, что хотели?
— Вообще-то, получил. Я ведь должен был только проверить, возможны ли живые мамонты в Сибири. Чижиков наболтал об этом в Японии, даже показал какой-то фильм, и мы, можно сказать, что поверили.
— Так вы, получается, сюда только ради мамонтов и прилетели?!
— Можете смеяться, мой друг. Я понимаю, это очень забавно. Я ведь правда почти поверил в живого мамонта. И не только я один… Много людей поверило, и людей далеко не тупых, уверяю вас. Наверное, это от просторов вашей потрясающей страны. Тут так много места, она так удивительна, что здесь может быть все, что угодно. Вот люди и покупаются, самым глупейшим образом.
— Вам Чижиков сказал, что он нашел живого мамонта? И вы послали Михалыча, чтобы он проверил?! Так?
— Примерно так. И не могу сказать, чтобы все было так уж бесплодно. Все же трупы мамонтов мы нашли, а это в наше время тоже редкость, и немалая. Есть и какие-то странные медведи, очень уж похожи на пещерных. А зверолюди… Про них разговоров ведется невероятное количество, а мы все же зафиксировали целое стадо и знаем, где оно живет. Это немало.
