– Нора, – сказал Фет, садясь рядом. – Пойдем… Позволь мне помочь тебе… И твоей маме…
– Мариела, – прошептала Нора. – Ее зовут Мариела.
Не в силах более сдерживаться, она уткнулась лицом в плечо Фета и разрыдалась – по-простому, по-бабьи, завывая и сотрясаясь всем телом.
Вскоре вернулся Эф. Он обследовал соседний, идущий на восток ствол тоннеля в поисках Зака. Обессиленная, изнуренная Нора впилась в него глазами, полными боли и надежды, и даже попыталась было встать, но побоялась растревожить маму.
Эф снял монокуляр ночного видения и покачал головой. Никаких результатов.
Василий чувствовал напряженность между Эфом и Норой. Каждый из них был опустошен горем, да так, что и словами не выразить. Крысолов знал, что Эф не винит Нору: вне всякого сомнения, в сложившихся обстоятельствах она сделала для Зака все, что могла. И вместе с тем Василий ощущал: потеряв Зака, Нора потеряла и Эфа.
Фет еще раз рассказал Эфу и Норе, почему Сетракян отправился в Локаст-Велли в сопровождении одного Гуса.
– Он сказал, чтобы я остался и пришел сюда. – Фет взглянул на Эфа. – Чтобы я нашел тебя.
Эф вытащил из кармана стеклянную фляжку – он наткнулся на нее в рубке буксирного катера, когда они уходили от вампиров по воде. Сделав хороший глоток спиртного, Гудвезер с яростью и отвращением окинул взглядом тоннель.
– Так вот они мы, – сказал он.
Фет почувствовал, что сидевшая рядом с ним Нора просто-таки взвилась, готовая выпалить что-то резкое. И тут пространство тоннеля начало заполняться доносящимся издалека ревом. Василий не сразу распознал его источник: неумолчный свист в поврежденном ухе мешал правильно воспринимать звуки.
Какой-то двигатель. Сильный мотор. Грохот приближался – словно сам ужас рокотал в длинной каменной трубе.
Появились стремительно надвигающиеся огни. Невозможно, чтобы это был поезд. Или все же возможно?
Два слепящих пятна. Фары. Автомобиль.
Фет, готовый ко всему, выхватил меч. Большая машина остановилась прямо перед ним. От езды по рельсам ее толстые шины превратились в лохмотья; последнюю сотню метров черный «хаммер» с грохотом несся на голых ободьях.
Решетка радиатора побелела от вампирской крови.
Из машины вылез Гус. Его голова была повязана синей банданой.
Фет метнулся к противоположной дверце, высматривая пассажира.
«Хаммер» был пуст.
Гус понял, кого ищет Василий, и покачал головой.
– Выкладывай, – приказал тот.
И Гус выложил. Рассказал все, в том числе и то, что оставил Сетракяна на атомной электростанции.
– Как-как? Ты оставил его там? – переспросил Фет.
Гус улыбнулся, но улыбка его была как вспышка гнева.
– Он потребовал этого. То же самое было с тобой.
Фет спохватился. Он понял, что парень прав.
– Его больше нет? – спросила Нора.
– Я не знаю, может ли быть иначе, – сказал Гус. – Он был готов драться до конца. И с ним остался Анхель, этот потрясный старый пердун. Не может быть, чтобы Владыка отделался от этих двоих, вообще не испытав боли. Пусть даже только от радиации.
– Расплав реактора, – вставила Нора.
Гус кивнул:
– Я слышал взрыв и вой сирен. Облако дряни пошло как раз в эту сторону. Старик велел мне спуститься сюда, под землю, и найти вас.
– Он нас всех отправил сюда, – молвил Василий. – Чтобы уберечь от радиоактивных осадков.
Фет огляделся. Они сидели глубоко под землей. Василий привык быть хозяином положения в таких обстоятельствах: он же крысолов, он только и делал, что травил паразитов в их норах. Фет еще раз бросил взгляд вокруг и задумался: а что делали бы в этих условиях крысы, лучшие выживатели на всей планете? И тут он увидел в отдалении сошедший с рельсов поезд – его заляпанные кровью окна хорошо отражали свет фар Гусовой машины.
– Первым делом мы очистим вагоны, – объявил Василий. – Мы сможем в них спать – посменно, заперев двери. Там есть вода, туалеты. Есть вагон-ресторан, придется его ограбить, на первое время хватит.
– Возможно, всего на несколько дней, – сказала Нора.
– Хватит на столько, сколько мы захотим протянуть, – отрезал Василий.
Его словно ударили кулаком под дых – настолько сильно накатили на него чувства. Гордость… Решимость… Благодарность… Печаль… Старик мертв. Да здравствует старик!
– На столько, – продолжил он, – сколько потребуется, чтобы там, наверху, рассеялась самая грязная радиоактивность.
– И что потом? – спросила Нора.
Она не просто выдохлась. Она выдохлась так, как не выдыхался еще ни один человек. Этот разговор ее доконал. Да что там разговор – ее все доконало. Вот только этому «всему» не было ни конца ни края. Деваться им некуда, а деваться надо, надо, надо, разве что в тот новый ад, который воцарился на земле.
– Сетракяна больше нет, – прошептала Нора. – Он мертв. Или с ним случилось кое-что похуже. Над нами – катастрофа, всесожжение, холокост. Вампиры выиграли. Стригои победили. Это конец. Конец всему.
Никто не произнес ни звука. В длинном тоннеле безмолвно висел тяжелый недвижный воздух.
Фет снял с плеча сумку. Открыв ее, он стал перебирать содержимое своими перепачканными руками, пока не нашел то, что искал, – книгу в серебряном переплете.
– Может быть, – сказал он. – А может, и нет.
* * *Эф забрал один из мощных фонарей Гуса и снова отправился бродить по тоннелям в одиночку, на свой страх и риск, пытаясь пройти до конца по каждому вампирскому следу, который находил, по каждой вонючей тропе стригойских выделений.
Ни одна из них не привела его к Заку. И все же он бродил и бродил, выкрикивая имя сына, – его голос гулко отдавался в тоннеле и возвращался эхом, которое звучало как насмешка. Допив последние капли из фляжки, он запустил сосуд из крепкого толстого стекла в стену, и дребезг осколков неожиданно показался ему богохульством.
А затем Эф нашел ингалятор Зака.
Прибор лежал возле рельса в совершенно заурядной секции тоннеля, которая никакими иными приметами не отличалась. К баллончику была прикреплена этикетка: «Закария Гудвезер, Келтон-стрит, Вудсайд, Нью-Йорк». Внезапно все эти слова словно бы заголосили – каждое прокричало о том, что потерял Эф: имя, улицу, район…
Они все потеряли это. А вещи, названия, имена – потеряли смысл.
Эф поднял ингалятор и выпрямился в полный рост. Он стоял в темной норе, прорытой людьми глубоко под землей. Гудвезер сжал ингалятор с такой силой, что пластиковый корпус затрещал.
Одумавшись, он ослабил хватку. Ты должен сохранить это, сказал себе Эф. Он прижал приборчик к сердцу, выключил фонарь и замер в полнейшей темноте, трясясь от бессильной ярости.
