После ухода Гека послышались звуки, производимые движением в кабинете: позвякивание ключей на поясе Гарднера, мягкий звук, производимый передвигаемыми стульями, открывалась и закрывалась дверца шкафа.
— Абельсон. Двести сорок долларов и тридцать шесть центов.
Вновь раздалось позвякивание ключей. Питер Абельсон был из команды внешней охраны. Как и все парни из внешней охраны, он был горд и неприступен и не имел никаких физических недостатков. Джек видел его всего несколько раз и подумал, что тот похож на Донди, бездомного беспризорника с большими насмешливыми глазами.
— Кларк. Шестьдесят два доллара и семнадцать центов.
Снова звякнули ключи.
— Это настоящий прокол, — прокомментировал кого-то Сонни.
— Я поговорю с ним, что не следует бояться. А теперь, пожалуйста, не болтай, Сонни. Мистер Слоут прибывает в Мунси в десять пятнадцать, и мне предстоит дальняя поездка. Я не хочу опаздывать.
— Извините, Преподобный Гарднер.
Джек не расслышал ответа Гарднера.
Он был шокирован, когда услышал фамилию Слоут. Но все же, какая-то часть его сознания не была удивлена. В глубине души он допускал возможность такого поворота событий. Гарднер с самого начала подозревал его. «Он бы не надоедал своему боссу по мелочам, а, может быть, он не хотел признаться, что не может выудить правду из Джека без посторонней помощи. Но в конце концов он позвонил. Куда? На Восток? На Запад?» Джек многое бы отдал за ответ на этот вопрос. Был ли Морган в Лос-Анджелесе или в Нью-Хэмпшире?
«Здравствуйте, мистер Слоут. Надеюсь, что я не очень вас потревожил, но местная полиция привезла ко мне мальчика, вообще-то даже двух мальчиков, но только один из них разумен, именно он и интересует меня. Мне кажется, что я его откуда-то знаю. А возможно, что это только… о, только мое второе „я“ знает его. Он назвался Джеком Паркером, но… что? Описать его? Хорошо…»
И снежный ком начал нарастать.
Пожалуйста, не мешай мне, Сонни. Мистер Слоут прибывает в Мунси в десять пятнадцать…
У него почти не осталось времени.
Я говорила тебе, чтобы ты оставался дома, Джек… а теперь слишком поздно. Все мальчики плохие. Это аксиома.
Джек слегка приподнял голову и огляделся вокруг. Гарднер и Сонни сидели рядом за противоположным концом стола.
Сонни нажимал на кнопки счетной машинки в то время, как Гарднер называл ему цифры. Каждая цифра следовала за фамилией члена внешней охраны, каждое имя в строго алфавитном порядке.
Перед Гарднером лежал огромный гроссбух и стопка конвертов. Когда Гарднер поднял один из этих конвертов, чтобы прочитать счет, написанный спереди, Джек смог разглядеть его обратную сторону. Там было изображение двух счастливых детей, держащих Библию и направляющихся в церковь рука об руку. Внизу было написано:
«Я СТАНУ СОЛНЕЧНЫМ ЛУЧИКОМ ГОСПОДА».
— Тимкин. Сто шесть долларов ровно.
Конверт последовал в сейф, где лежали другие, уже просмотренные и записанные раньше.
— Я думаю, что он снова оступится, — заметил Сонни.
— Господь видит правду, но ждет, — мягко сказал Гарднер. — С Виктором все в порядке. А теперь заткнись, мы должны закончить до шести.
Сонни защелкал на калькуляторе.
Картина, изображающая Иисуса, ступающего по водам, теперь была сдвинута, обнажая сейф. Он был открытым.
Джек заметил нечто на столе, что привлекло его внимание: два конверта, подписанных «ДЖЕК ПАРКЕР» и «ФИЛИП ДЖЕК ВУЛФ», и свой старенький рюкзачок.
Третьей вещью, увиденной им, была связка ключей Гарднера.
От ключей взгляд Джека устремился к закрытой двери в левой стороне комнаты. Это был личный выход Гарднера наружу. Если бы только был выход…
— Еллин… Шестьдесят два доллара и девятнадцать центов.
Гарднер вздохнул, положил последний конверт на стальную полку и закрыл дверцу.
— Наверное, Гек был прав. Кажется, наш дорогой друг мистер Джек Паркер проснулся.
Он поднялся, обошел вокруг стола и подошел к Джеку. Его сумасшедшие, немного ввалившиеся глаза горели. Джек почувствовал приступ паники, возникший при виде этого человека.
— Только твоя фамилия вовсе не Паркер, не так ли, малыш? Твоя настоящая фамилия Сойер. Конечно, Сойер. И кое-кто, глубоко интересующийся твоей личностью, приезжает сюда скоро, очень скоро. И у нас будет о чем рассказать ему.
Гарднер зажигал и тушил зажигалку, щелкая по черному колесику.
— Покаяние очень полезно для души, — прошептал он и снова включил зажигалку.
4
— Бамс-бамс.
— Что это было? — спросил Рудольф, отрывая взгляд от плиты. Ужин, пятнадцать больших кусков индейки, был уже почти готов.
— Что это было? — спросил Джордис Ирвинсон.
У раковины раздалось придурковатое ржание Донни Кигана, который чистил там картошку.
— Я ничего не слышал, — сказал Ирвинсон.
Донни снова засмеялся.
Рудольф раздраженно взглянул на него.
— Как ты чистишь картошку, идиот?
— Хи-хи-хи!
— Блямс!
— Но в этот раз ты тоже ничего не услышал?
Ирвинсон только покачал головой.
Рудольф внезапно испугался. Эти звуки раздавались из карцера, который, конечно же, был сараем для сушки сена. Тот здоровый парень в карцере — один из двоих, кого сегодня утром, как говорят, «застукали» за занятием гомосексуализмом со своим приятелем, пытавшимся подкупить его вчера. Говорят, что у того, который постарше, огромный член… а кое-кто говорил, что еще раньше он сломал Басту руку: и не просто сломал, а раздавил ее, превратив в бесформенную массу. Конечно, это все враки, но…
— ХРАК!
На этот раз Ирвинсон оглянулся. И неожиданно Рудольф решил, что ему просто необходимо сходить в туалет. И что, возможно, он поднимется для этого на третий этаж. И не выйдет оттуда два часа, а то и три. Он почувствовал приближение надвигающего кошмара.
— КРАК-КРАК!
«Плевать на куски индюшатины».
Рудольф снял фартук и бросил его на разделочный стол прямо на огромную треску, которую он готовил на ужин, и направился к выходу.
— Куда ты идешь? — высоким и срывающимся голосом спросил его Ирвинсон.
Донни Киган с остервенением чистил картошку, превращая ее из размеров футбольного мяча в шарик для игры в крикет, его жирные волосы космами спадали на лицо.
— ВЖИК! БАХ — БАХ — БАХ!
Рудольф не ответил на вопрос Ирвинсона. К тому времени, когда он поднимался по лестнице на второй этаж, он почти бежал. «В Индиане наступили трудные времена, и для Солнечного Гарднера пришло время платить по счетам», — подумал он.
