— Я не могу, дядя Френк, — просипел Боб. Огляделся и увидел, что пять или шесть его друзей и соседей лежат в высокой траве. Они не умерли лишились чувств. Большинство из них увидели своих родственников, поднявшихся из земли. Бак Харкнесс стрелял в свою жену. И потерял сознание, увидев, как из затылка, словно болотная грязь, во все стороны полетели ее мозги. — Я не могу. Я…
И тут рука Френка, скрученная артритом, но твердая, как камень, отвесила ему звонкую оплеуху.
— Сможешь, и принесешь, племяш, — процедил он.
Боб повернулся и поплелся к грузовику.
Френк Даггетт мрачно смотрел ему вслед и потирал грудь, которая уже начала подавать опасные сигналы, посылая импульсы боли в левую руку. В старости Френк не стал глупее, так что прекрасно понял, что сие означает.
* * *
— Он сказал мне, что скоро у него разорвется сердце, и при этом постучал себя вот сюда, — продолжил рассказ Дэйв, коснувшись рукой левой стороны груди.
Мэдди кивнула, показывая, что все поняла.
— Он сказал: «Если что-то случится со мной до того, как с этим будет покончено, ты, Дэйви, Барт и Оррин возьмете командование на себя. Бобби хороший мальчик, но я думаю, что он, возможно, упал духом, по крайней мере, сейчас… а ты знаешь, если человек падает духом, ему лучше ничего не поручать».
Мэдди вновь понимающе кивнула, в который уж раз поблагодарив Бога, а она была Ему очень, очень благодарна, за то, что она — не мужчина.
— Мы взяли командование на себя, — продолжил Дэйв. — И с этим покончили.
Мэдди кивнула в третий раз, но тут у нее в горле что-то булькнуло, и Дэйв сказал, что дальше может и не рассказывать, если она не может это слышать. Замолчит с превеликим удовольствием.
— Я смогу, — спокойно ответила Мэдди. — Я смогу выслушать и не такое. Ты и представить себе не можешь, что я могу выслушать, Дэйви, — он с любопытством посмотрел на нее, но Мэдди отвела глаза до того, как он увидел в них ее секрет.
* * *
Дэйв не мог знать ее секрета, потому что на Дженни его не знал никто. Мэдди приняла такое решение и не собиралась отступать от него ни на йоту. Какое-то время, пребывая в шоке, она только прикидывалась, что справляется с трудностями. А потом случилось нечто такое, что заставило ее с ними справиться. За четыре дня до того, как кладбище изрыгнуло свои трупы, перед Мэдди Пайс встал очень простой выбор: справиться или умереть.
Она сидела в гостиной, пила домашнее вино из черники, которое она и Джек сделали прошлым августом, как же давно это было, и вязала вещи маленькому. В данном случае, пинетки. А что еще ей оставалось делать? За последнее время никому и в голову не приходило сплавать на материк и заглянуть в ближайший торговый центр.
Что-то ударилось в окно.
Летучая мышь, подумала Мэдди и подняла голову. Спицы на мгновение застыли. В темноте что-то двигалось, что-то большое. Но яркий свет масляной лампы отражался от стекол, и она не могла понять, что именно. Она протянула руку, чтобы притушить фитиль, и тут же раздался новый удар. Стекла задрожали. Она услышала, как посыпалась высохшая замазка. Мэдди вспомнила, что осенью Джек собирался заняться окнами, подумала, может, за этим он и пришел. Безумная мысль, он же лежал на дне океана…
Она сидела, склонив голову, с вязанием на коленях. Маленькой розовой пинеткой. Синие она уже связала. Внезапно до нее дошло, что слышит она слишком многое. И ветер. И прибой на Крикет Ледж. И дом то ли охал, то ли стонал, как старуха, устраивающаяся на ночь в постели. Да еще в прихожей тикали часы.
— Джек? — спросила она молчаливую ночь, ставшую вдруг очень даже шумной. — Это ты, дорогой?
Вот тут окно гостиной раскрылось и на пол повалился… не Джек, а скелет с висящими на нем остатками плоти.
На его шее по-прежнему висел компас. Поросший мхом.
* * *
Ветер вскинул занавески к потолку. Скелет приподнялся на четвереньки и посмотрел на нее черными, пустыми глазницами, обросшие ракушками.
Он издавал какие-то хриплые звуки. Безгубый рот открывался и закрывался, щелкали зубы. Он хотел есть… но куриный суп с вермишелью на этот раз не устроил бы его. Даже тот, что продавался в стаканчиках.
Что-то серое висело и покачивалось за обросшими ракушками глазницами, и Мэдди поняла, что видит остатки мозга Джека. Она сидела, окаменев, а скелет встал и направился к ней, оставляя на полу мокрые, грязные следы. Воняя солью и водорослями. Он вытянул вперед руки. Зубы его щелкали и щелкали. Мэдди увидела, что на нем остатки рубашки в красно-черную клетку компании «Л.Л.Бин»[20], которую она купила Джеку на прошлое Рождество. Стоила рубашка бешеных денег, но он не мог нахвалиться на нее, постоянно говорил, что она очень теплая и удобная, и, должно быть, действительно очень качественная, раз от нее что-то сохранилось после столь долгого пребывания под водой.
Холодные косточки пальцев уже коснулись шеи Мэдди, когда ребенок вдруг шевельнулся, первый раз. Сковавший ее ужас, который Мэдди принимала за спокойствие, испарился, как дым, и она воткнула одну из вязальных спиц в пустую глазницу.
Издавая отвратительные чавкающие звуки, скелет качнулся назад, схватился за спицу. Недовязанная розовая пинетка болталась перед дырой, на месте которой когда-то был нос. Мэдди наблюдала, как морской слизняк выполз из каверны и перебрался в пинетку, оставляя за собой слизистый след.
Джек наткнулся на комод, который они купили на распродаже вскоре после свадьбы. Она никак не могла решить, покупать — не покупать, и Джек, рассердившись, поставил ее перед выбором: или она покупает комод и они ставят его в гостиной, или он заплатит двойную цену и разрубит этот чертов комод на дрова. Разрубит…
Разрубит…
Скелет упал на пол, с громким хрустом переломился пополам. Правая рука вырвала из глазницы вязальную спицу, выпачканную в разлагающемся мозге и отбросила в сторону. Верхняя половина скелета поползла к ней. Вновь угрожающе клацнули зубы.
Она подумала, что он пытается улыбнуться, но тут ребенок шевельнулся вновь, и она вспомнила, как устало звучал его голос на распродаже у Мейбл Хэнретти: «Ради Бога, Мэдди, купи ты его. Я ужасно устал. Хочу пойти домой и пообедать! Если ты не купишь его, я дам старой карге двойную и изрублю его на дрова моим…»
Холодная влажная рука ухватила ее за щиколотку. Челюсти раскрылись, чтобы укусить. Убить ее и убить ребенка. Она вырвалась, оставив мертвяку только шлепанец, который он изжевал и выплюнул.
Когда она вернулась из кладовой, он уже заполз на кухню, вернее, его верхняя половина, таща компас по плиткам пола. Обернулся на звук ее шагов, в черных глазницах застыл какой-то идиотский вопрос. Она не стала думать, что это за вопрос, а просто хватила топором по черепу.
