Лизи собрала всю волю в кулак, сконцентрировалась на пруде, каким она его помнила, увидела каменную долину, в которой он находился, увидела треугольный пляж белого песка, вокруг которого амфитеатром располагались скамьи, увидела расщелину в скале и тропу, которая вела на кладбище. Воду она сделала ярко-синей, сверкающей на солнце. Она визуализировала пруд в полдень, потому что уже насмотрелась на Мальчишечью луну в сумерках, спасибо вам большое.
Сейчас, подумала Лизи и принялась ждать, когда начнёт выворачиваться воздух и смолкнут звуки «Гринлауна». На мгновение решила, что звуки затихают, тут же поняла, что это игра воображения. Открыла глаза и увидела, что она на той же веранде, где на круглом столике стоит чашка Аманды, полная «клопомора». И Аманда всё в той же коме и в той же ярко-зелёной пижаме на липучках. Потому что пуговицы можно проглотить. Аманда с зелёной, под цвет пижамы, лентой в волосах и бездонными океанами в глазах.
Вот тут Лизи охватило сомнение. Может, всё, что произошло с ней, — безумие, за исключением, разумеется, Джима Дули? Таким необычным семьям, как Лэндоны, было место в романах В.К. Эндрюс[103], а Мальчишечья луна — в детских фантазиях. Она вышла замуж за писателя, который умер раньше неё, вот и всё. Однажды она его спасла, но когда он заболел в Кентукки восемью годами позже, она уже ничего не могла поделать, потому что микроба лопатой не отгонишь, не так ли?
Лизи уже разжала пальцы на руках Аманды, но тут же сжала их вновь. Каждая частичка её сильного сердца и не менее сильной воли поднялась, протестуя. Нет! Всё было! Мальчишечья луна реальна! Я побывала там в 1979 году, до того, как вышла за Скотта замуж, отправилась туда в 1996-м, чтобы найти Скотта, когда его требовалось найти, чтобы привести Скотта назад, когда требовалось его привести, и я оказалась там этим утром. Если у меня возникают сомнения, всё, что мне нужно сделать, так это сравнить, какую боль в левой груди я испытывала, когда с ней поработал Дули, и что я испытываю сейчас. Причина, по которой я не могу попасть туда…
— Африкан, — пробормотала Лизи. — Он говорил, что африкан держит нас, как якорь, но не знал почему. Ты держишь нас здесь, Анди? Какая-то испуганная, упрямая часть тебя держит нас здесь? Держит меня здесь?
Аманда не ответила, но Лизи подумала, что именно так оно и есть. Часть Аманды хотела, чтобы Лизи пришла к ней и перенесла обратно, но была и другая часть, которая отказывалась от спасения. Этой части хотелось навсегда покончить и с этим мерзким миром, и с проблемами этого мерзкого мира. Этой части очень даже нравилось получать ленч через трубочку, опорожнять кишечник в памперс и проводить тёплые дни здесь, на маленькой веранде, сидя в пижаме с застёжками-липучками, глядя на зелёную лужайку и игроков в крокет. А на что в действительности смотрела Анда?
На пруд.
Пруд утром, пруд во второй половине дня, пруд на закате, пруд, поблёскивающий под звёздами и луной, с лёгкими щупальцами тумана, поднимающимися с его поверхности, как грёзы амнезии.
Лизи ощутила, что во рту у неё по-прежнему сладкий привкус, как обычно бывало по утрам, в первый момент после пробуждения, и подумала: «Это вода из пруда. Мой напиток. Мой приз. Два глотка. Один для меня и один…»
— Один для тебя, — сказала она. И тут же ей стало совершенно ясно, каким должен быть её следующий шаг. Она даже задалась вопросом, ну почему она потратила впустую столько времени. Всё ещё держа Аманду за руки, Лизи наклонилась вперёд так, чтобы её лицо оказалось перед лицом сестры. Глаза Аманды по-прежнему смотрели в никуда под коротко стриженными седеющими кудряшками, казалось, она смотрит сквозь Лизи. И только когда ладони Лизи заскользили вверх, к локтям Аманды, чтобы пригвоздить её к месту, а потом Лизи прижалась губами к губам сестры, глаза Аманды широко раскрылись, потому что она всё поняла. Только тогда Аманда начала вырываться, но опоздала. Рот Лизи наполнился сладостью, когда вода последнего глотка из пруда проделала обратный путь. Лизи пустила в ход язык, чтобы раздвинуть губы Аманды, и, чувствуя, как вода второго глотка, выпитого ею из пруда, перетекает из её рта в рот сестры, с предельной ясностью увидела его в идеальной дневной красоте и удвоила усилия, концентрируясь на этой «картинке». Она смогла ощутить ароматы красного жасмина и бугенвиллии, смешанные с масляным запахом, который, она знала, источали днём деревья «нежное сердце». Она смогла ощутить горячий песок под ногами, её босыми ногами, потому что кроссовки в путешествие не отправились. Кроссовки — нет, а она — да, она это сделала, она перебралась на другую сторону, она…
Лизи вернулась в Мальчишечью луну стоящей на тёплом песке небольшого пляжа. На этот раз над головой светило яркое солнце, и его лучи отражались от воды не тысячами, а миллионами солнечных зайчиков. Потому что эта водная гладь заметно прибавила в размерах. Какие-то мгновения Лизи как зачарованная смотрела на воду и покачивающийся на ней огромный старинный парусник. И пока смотрела, внезапно осознала смысл одной фразы, которую услышала в кровати Аманды.
«Какой я получу приз?» — спросила Лизи, и существо, Скотт и Аманда в одном лице, ответило, что призом будет напиток. А когда Лизи попыталась уточнить, какой именно, «кока» или «Ар-си», существо ответило: «Помолчи. Мы хотим полюбоваться холлихоксом». Лизи предположила, что речь идёт о кустарнике, шток-розе. Напрочь забыла, что у этого слова когда-то было другое значение. Магическое.
Этот корабль, который покачивался на синей, сверкающей под солнцем воде… вот про что говорила Аманда… и тогда это была Аманда; Скотт, конечно же, не мог знать об этом удивительном волшебном корабле детских грёз.
Так что смотрела Лизи сейчас не на пруд; перед ней лежала бухта, в которой стоял на якоре только один корабль, корабль, созданный для девочек-пиратов, которые решились отправиться на нём на поиски сокровищ (или бойфрендов). А их капитан? Ну конечно же, бесстрашная Аманда Дебушер, никаких сомнений, вот почему этот парусник был счастливейшей грёзой Анды. Когда-то давно, до того, как она надела маску злости, скрывающую страх внутри.
Помолчи. Мы хотим полюбоваться «Холлихоксом». Ох, Аманда, подумала Лизи… и её охватила грусть. Это был пруд, к которому мы все приходим, чтобы утолить жажду, за каждым глотком воображения, но, разумеется, каждый из нас видит его не совсем так, как другие. Вот и версией Аманды стала детская фантазия. Скамьи, однако, оставались прежними, и Лизи предположила, что они-то как раз реальные. Сегодня она увидела на них двадцать или тридцать человек, все они не спускали глаз с воды, и примерно столько же фигур, завёрнутых в кисею. При солнечном свете последние уж очень напоминали насекомых, оплетённых паутиной.
