– Оставайтесь здесь, может, вон за тем газетным киоском. Старайтесь быть по возможности незаметнее.
– Я потому так и оделся, – сказал Инс. На нем был летний костюм зеленого цвета и оранжевая рубашка навыпуск.
Оставив Инса в холле аэропорта, Шарп толкнул стеклянную дверь и вышел наружу под навес, по которому с остервенением стучал дождь.
Тут Джерри Пик наконец догнал его.
– Сколько у нас времени, Джерри? Взглянув на часы, Пик ответил:
– Они должны приземлиться через пять минут.
В этот час такси было немного, всего четыре автомобиля. Их машина стояла у обочины рядом с надписью: «ПРИБЫТИЕ – ТОЛЬКО РАЗГРУЗКА», футах в пятидесяти от последнего такси. Это оказался обычный «Форд» Бюро цвета поноса, так что если бы на нем аршинными буквами было написано: «СЕДАН ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ», это ничего бы не прибавило и не убавило. К счастью, хорошо разглядеть его в такой дождь не представлялось возможным, поэтому оставалось надеяться, что Вердад и Хагерсторм его не заметят.
Пик уселся за руль, Шарп устроился на пассажирском сиденье, положив «дипломат» на колени.
– Если они возьмут такси, приблизься на такое расстояние, чтобы можно было разглядеть номер, затем снова сдай назад, – распорядился он. – В этом случае, если мы их упустим, то сможем быстро узнать в таксопарке, куда они ездили.
Пик кивнул.
Половина их машины находилась под навесом, другая была предоставлена в распоряжение дождя. Дождь стучал только по той стороне, где сидел Шарп, и только его окна заливались водой.
Он открыл «дипломат» и достал два пистолета, регистрационные номера которых не имели никакого отношения ни к нему, ни к Бюро. Один из глушителей был новым, второй уже не годился – чересчур основательно поработал, когда они преследовали Шэдвея на озере Эрроухед. Шарп навинтил новый глушитель на один из пистолетов, оставив его себе. Второй отдал Пику, который принял его без всякой радости.
– Что-нибудь не так? – спросил Шарп.
– Ну… сэр… вы все еще хотите убить Шэдвея? Шарп внимательно посмотрел на него.
– Дело не в том, чего я хочу и чего не хочу, Джерри. У меня приказ: покончить с ними. Приказ от такого высокого начальства, что я уж точно, черт побери, не собираюсь ослушаться.
– Но…
– Что еще?
– Если Вердад и Хагерсторм приведут нас к Шэдвею и миссис Либен, если они тоже будут там, не можем же мы ликвидировать Шэдвея и миссис Либен у них на глазах. Я что хочу сказать, сэр, эти детективы молчать не будут. Только не они.
– Не сомневаюсь, что мне удастся справиться с Вердадом и Хагерстормом, – уверил его Шарп. Он вынул обойму из пистолета, проверяя, полностью ли он заряжен. – Эти засранцы должны были держаться в стороне, и они это знают. Когда же я застану их с поличным, в самой заварухе, они сообразят, что их карьера и пенсия под угрозой. Они уйдут. А когда они уйдут, мы пристрелим Шэдвея и эту бабу.
– А если не уйдут?
– Тогда мы прикончим и их, – отрезал Шарп, ладонью вгоняя обойму в пистолет.
Холодильник громко гудел.
Сырой затхлый воздух отдавал плесенью.
Они склонились над кухонным столом, как два заговорщика из старого фильма про антифашистское подполье в Европе. Пистолет Рейчел был под рукой, лежал на прожженном сигаретами пластике, хотя она не очень-то верила, что он ей может понадобиться, во всяком случае, сегодня.
Уитни Гэвис воспринял сжатый вариант истории на редкость спокойно и без скептицизма, что ее удивило. С виду он не казался доверчивым человеком, готовым принять любую безумную историю. Однако ее дикому рассказу поверил сразу. Возможно, он так безоговорочно доверял ей потому, что ее любил Бенни.
– Бенни показывал вам мои фотографии? – спросила она.
Уитни ответил:
– Да, детка, последние два месяца он ни о чем, кроме как о вас, и говорить не мог.
– Значит, он знал, – заключила Рейчел, – что в наших отношениях есть что-то особенное, знал еще раньше, чем я.
– Нет, – возразил Уитни, – он мне говорил, что и вы об этом знали, только боялись себе признаться. Он говорил, вы это скоро поймете, и оказался прав.
– Но если вы видели мои фотографии, почему он не показал мне ваших или хотя бы не рассказал о вас, раз вы его лучший друг?
– Мы с Беном преданы друг другу, так повелось еще с Вьетнама, мы почти что братья, даже больше, чем братья, так что мы делимся всем. Но вы, детка, до последнего времени еще не были так преданы ему, как я, и пока такого не случилось, он не станет делиться с вами буквально всем. И не обижайтесь. Таким сделал его Вьетнам.
Вьетнам, судя по всему, был еще одной причиной, почему Уитни так безоговорочно поверил ее невероятной истории, даже когда она рассказала, как мутант преследовал ее в пустыне. Наверное, человеку, прошедшему через ад Вьетнама, уже ничто не может показаться невероятным.
– Но вы не знаете наверняка, что змеи убили его? – спросил Уитни.
– Нет, – призналась Рейчел.
– Если он воскрес после того, как его стукнул грузовик, может ли он вернуться из мертвых после смерти от змеиных укусов?
– Да. Скорее всего.
– И если он снова воскреснет, вы не уверены, что он просто превратится в нечто такое, что останется в пустыне и станет жить как животное?
– Нет, – сказала она, – разумеется, гарантировать этого я не могу.
Он нахмурился, и изуродованная сторона его в общем-то красивого лица собралась в складки и морщины, подобно бумаге.
Снаружи в ночи слышались зловещие звуки: кроны пальм скребли по крыше, вывеска мотеля моталась по ветру и противно скрипела, оторванная часть водостока с грохотом билась о крепления. Рейчел прислушивалась, пытаясь уловить звуки, которые нельзя было бы объяснить дождем и ветром. Ничто не насторожило ее, но она все равно продолжала прислушиваться.
– Самое плохое, – заметил Уитни, – что Эрик, по-видимому, подслушал, как Бенни говорил вам об этом месте.
– Возможно, – с беспокойством согласилась Рейчел.
– Почти наверняка, детка.
– Ладно. Но если вспомнить, как он выглядел, когда я его последний раз видела, он не сможет просто встать на дороге и попросить его подвезти. Кроме того, он явно деградирует умственно и эмоционально, не только физически. Я хочу сказать… Уитни, если бы вы видели его с этими змеями, вы бы поняли, как мало шансов, что у него хватит сообразительности найти дорогу из пустыни и добраться до Вегаса.
– Маловероятно, но возможно, – возразил он.
– Нет ничего невозможного, детка. После того как я познакомился с противопехотной миной, моим родителям сказали, что мне точно не выжить. Но я выжил. Тогда они заявили, что я не смогу достаточно контролировать мускулы моего изуродованного лица, чтобы нормально говорить. Но я смог. Черт, да у них был целый список того, что невозможно, и они ошиблись по всем пунктам. А ведь у меня не было того преимущества, которое есть у вашего мужа, – этой генетической штуки.
