старый приятель Бреннан был чрезмерно счастлив их возглавить. Никто из них толком не понимал, на что идёт. Они знали лишь то, что внутри укрывается группа вооружённых сектантов. Это было единственным правдоподобным прикрытием, которое мы с Бобби смогли придумать. Возможно, итальянцы с Федерал-Хилл знали, в чём дело, но Бобби нужна была история, которую можно доложить капитану.
В общем, Бреннан повёл ребят в церковь. Надо было выманить это чудовище, а потом в дело вступят прожекторы. Я предчувствовал беду. Большую беду. Я дважды видел, как Скиталец заставляет мой фонарик гаснуть. Похоже, каждый раз, когда в Провиденсе проблемы с электричеством, происходит то же самое. Я не сомневался, что Скиталец сможет воздействовать на наши электрические фонари и фары, поэтому заранее позаботился о страховке. Прямо перед входом в церковь я установил шесть столитровых бочек с бензином, связанных друг с другом и подсоединённых к общему центральному детонатору.
Бобби эта идея не понравилась, да и несколько копов при виде такой бомбы удивлённо вскинули брови, но я уговорил его.
Бобби взялся за громкоговоритель.
- Поосторожней там! - крикнул он вслед удаляющейся фигуре Бреннана. - Не стрелять! И аккуратно с горючим!
Бобби сильно потел и переживал.
Если всё провалится, ему придётся подать в отставку. Он сильно рисковал, соглашаясь на мои сумасшедшие авантюры. Но в глубине души он понимал, что я прав. Он чертовски устал от дела Блейка и от этой церкви. Эта проблема, как опухоль, росла и отравляла организм Бобби, и он осознавал, что её пора вырезать.
Мы сидели перед церковью в темноте спустя почти два года после смерти Блейка. Ночь была холодной и сырой. Огромную, нависшую над нами готическую церковь обвивали тени. Её острый шпиль, казалось, пронизывал похожие на островки сливок облака. Ещё одна ночь ожидания. Иногда мне казалось, что только этим я и занимаюсь. Из-за своей работы я был, как и Скиталец, преимущественно ночным существом. Такова была моя жизнь: ночь сменяла ночь, пока я практически не забывал, как выглядит и чем пахнет день.
- Сколько у них времени? -спросил Бобби.
Я вытащил сигарету.
- Немного... Совсем немного.
Но всё оказалось не так. Ожидание было невыносимым, и я почти жалел, что не отправился внутрь. Может, те парни и отлично задерживали преступников и выбивали из них признания, но сейчас они должны были столкнуться с чем-то совсем для них новым. Новым для всех нас. Скиталец тьмы. Не человек.
- Что-то... Что-то происходит, -услышал я, как прошептал один из патрульных.
Так и было.
Я сначала не мог понять, что случилось, но чувствовал, как меня прошиб пот. Было такое же ощущение, как перед грозой, когда падает столбик атмосферного давления. До сих пор дул холодный ветерок; несильный, но заметный. И вдруг он прекратился. Наступила полнейшая тишина, как на кладбище. Воздух стал тяжёлым. Нас окутала горячая волна воздуха, которого ещё пять секунд назад не было. Я чувствовал, будто этот жар просачивается через землю. А за этим последовал внезапный кисловатый запах, напоминавший плавленую проводку. В толпе за заградительными барьерами пронёсся ропот. Я слышал, как несколько причитавших женщин начали молиться дрожащими голосами.
- Какого хрена..., - произнёс Бобби.
В церкви что-то происходило.
Полагаю, именно оттуда и начались все эти атмосферные возмущения и аномалии. Изнутри до нас донеслось рычание, треск, скрип, словно ломались старые потолочные балки либо сама церковь грозилась вот-вот вырвать себя из земли. Мы услышали гул, словно здание поднялось кверху, а затем вновь опустилось наземь. Земля сотряслась от удара. Шпиль содрогнулся. Послышался звон осколков и треск. Церковь начала раскачиваться из стороны в сторону, обломки кирпича падали на поросшую сорняками землю. Словно началось землетрясение, и здание может развалиться в любой момент. Стёкла в окнах начали трескаться, опоры подкосились и сломались, а причудливая лепнина под крышей откололась и обвалилась.
Я услышал выстрелы. И затем - тишина.
На нас налетел порыв горячего, сладковатого, неприятного воздуха, напоминавшего по запаху подгнившее и разлагающееся мясо. Несколько человек упали на колени. Бобби по громкоговорителю призывал своих людей вернуться. Но это было бесполезно, потому что в этот момент поднялся оглушительный, громовой вопль, низкий и раскатистый, как пароходная сирена, отдававшийся эхом в ночи. Все заткнули уши. Звук шёл от церкви. Это было сочетание сирены воздушного налета и гортанного рёва чудовища, от которого начинали кровоточить разрывающиеся барабанные перепонки и трескались окна в патрульных машинах.
- Включайте освещение! -прокричал Бобби.
Патрульные включили фары и прожекторы, превращая мрачную ночь в яркий полдень. Свет прожекторов охватил церковь, и мы все увидели, как ходил ходуном шпиль, и как бежали трещины по старой каменной кладке. Люди в толпе кричали, и я слышал, что некоторые из копов начали молиться. Не прошло и пяти секунд с тех пор, как мы включили прожекторы, как снова послушался вопль, но на этот раз - усиленный десятикратно. Лобовые стёкла трескались, люди кричали и плакали; какофония звуков волной прокатилась над крышами Провиденса.
Мы увидели фигуру, бегущую через двор церкви. Коп. Один. Он спотыкался, как пьяный, и прикрывал лицо рукой от бьющего в глаза света; наверно, у него было чувство, словно он смотрит на солнце.
И пока он бежал, двойные дубовые двери церкви распахнулись, и из них вырвался поток воздуха, пахнувшего поджаренной плотью. Это было похоже на ураган из пепла, обломков и пыли. Раскалённый и тошнотворный. Порыв ветра опрокинул копа на землю, и мы слышали, как он заорал.
- Там в темноте что-то есть! -прокричал он. - В темноте... Что-то вышло оттуда... Что-то вышло из темноты и схватило их, просто всех их схватило...
Он пытался подняться на ноги, но ветер сбивал его, а форма трепыхалась и хлопала по телу. Мы едва могли что-либо разглядеть, когда в лицо ударил горячий, зловонный воздух с мелким песком. Все свечи и факелы в толпе были задуты. Запах был невероятно мерзкий... Запах разложения, рвотных масс, опаленной плоти и ещё десяток других, который мой мозг даже не мог описать. Но больше всего мне запомнилась сухая, пыльная вонь старости, азота и песка, запах сгнившего савана и вещей, похороненных в гробницах на бессчётные века. Словно сейчас перед нами открылся склеп, запечатанный столетия назад.
Ветер ударился в нас и затих. Но не умер. Он словно повернул обратно. Будто до этого церковь выдохнула,
