– Где же?
– Какая разница? Нашел, и все! Поделился с кем надо! Но все равно денег осталось выше крыши! Могу этот сраный кабак на корню купить. Со всеми официантишками, метрами и поварами. Хочешь, куплю и тебе подарю?
– Спасибо, мне ресторан ни к чему.
– А что ты хочешь? Газету? Это еще п-проще. Ты почему не употребляешь?! Так не пойдет. Ну хоть пригуби.
– Я водку не пью.
– Неужто? Вот никогда бы не поверил! Ладно, не пьешь – дело твое. А что пьешь? Ну, скажи?!
– Шампанское.
– Ха. Да сколько угодно! Эй, официант… холуй?.. Где ты, милый? Топай сюда. А какая в вашем вертепе есть шампунька? – спросил он, когда официант явился на зов. – Любая? А самая крутая? «Моэт э Шандон»? Тащи бутылек!
– А знаете, сколько оно стоит? – холодно спросил официант.
– Да какая разница! Не дороже денег. – Сабуров извлек из кармана пачку зеленых банкнот. – Тут десять штук. Надеюсь, хватит? Плачу за все!
Деньги исчезли в руках официанта как по волшебству. Строгость на его лице сменилась сладчайшей улыбкой.
– Конечно, конечно, – зачастил он, – все, что пожелаете.
– Тогда, акромя этого «Моэта», тащи еще водки! – приказал Сабуров, и официант поспешно убежал. – Неплохо бы поразмяться, – изрек гуляка. – Сплясать бы неплохо. Краковяк или хоть гопака.
– Что-то уж больно старомодное, – отозвалась Вера.
– Нам и такое сойдет. Пойду закажу…
Сабуров поднялся, при этом заметно качнувшись, схватил девушку за руку и повлек ее за собой из кабинета.
Струнный оркестр, развлекавший публику, которой, впрочем, почти не наблюдалось, состоял из двух молодых людей и такого же количества девиц. Молодые люди, облаченные во фраки, играли на скрипках, а девицы в длинных кисейных платьях – одна на виолончели, другая на арфе.
– Краковяк знаете?! – рявкнул Сабуров.
Оркестранты испуганно воззрились на него.
– Краковяк, говорю, сбацайте!
– Мы такую вещь играть не умеем, – сообщил худосочный скрипач.
– А-а… Деньги нужны, – глумливо произнес Сабуров. – Извольте, получите… – Он извлек новую пачку долларов, отмусолил четыре бумажки, протянул скрипачу: – Давай, земеля!
Тот отвел руку с купюрами и отрицательно качнул головой.
– Не умеем, – равнодушно повторил он.
– Ну, тогда… – Сабуров задумался. – Ну, тогда хоть кадриль или полечку.
– Польку – пожалуйста! – воскликнула арфистка и, поспешно поднявшись, почти выхватила деньги из рук Сабурова.
– Начинайте, – махнул тот платочком.
Оркестрик затянул старомодную мелодию. Сабуров подхватил Веру и сделал несколько па. Одной рукой добрый молодец поддерживал свою партнершу, а другой махал над головой платком. Неожиданно он остановился.
– Не то играете! – крикнул он музыкантам. – Ох, не то!
Гуляка подскочил к виолончелистке, вырвал у нее смычок и замахал им над головой, пытаясь дирижировать. Однако в его руках сия принадлежность струнного инструмента скорее казалась похожа на шпагу. Сабуров грозно вращал смычок, словно собираясь стукнуть им кого-нибудь. Так и случилось.
Оставшись без орудия производства звуков, виолончелистка осторожно положила инструмент на пол, подошла к Сабурову и схватилась за смычок.
– Ты чего? – опешил тот.
– Отдайте, – тихо произнесла виолончелистка.
– Чего тебе отдать?! – взревел Сабуров
– Смычок.
– На, получи!
Сабуров с размаху треснул виолончелистку смычком по голове. Та закрыла часть лица и лоб белыми, пухлыми руками и беззвучно зарыдала.
– Эй, мужик, ты чего это себе позволяешь! – заорал другой скрипач, довольно плотный парень. Фрак, казалось, готов был расползтись у него в плечах.
– И тебе, и тебе – на! – перешел в наступление Сабуров. Смычок в его руке свистел как хлыст.
На небольшой сцене, где еще недавно музицировал квартет, началась свалка. Жалобно зазвенела упавшая арфа, завизжала рухнувшая следом на свой инструмент арфистка. Плотный скрипач одной рукой вцепился Сабурову в пиджак, а другой молотил его по чему попало. Однако и Сабуров не остался в долгу. Не выпуская своего оружия из рук, он что есть силы стукнул скрипача головой в лицо. Тот от неожиданности выпустил буяна из рук, и Сабуров нанес музыканту еще один удар кулаком, «вдогонку». Фрак затрещал и разошелся на спине.
– Ах вы, гады! – ревел Сабуров, сокрушая оркестровую братию, которая, поняв, что потерпела поражение, разбегалась во все стороны.
Вера, встав у стенки, следила за титанической борьбой своего нового знакомого. Зрелище, что и говорить, выглядело впечатляюще. Но, как оказалось, оно еще не окончено. Кроме них, в ресторане пребывала еще одна компания – трое крепких мужчин средних лет, не то коммерсантского, не то бандитского вида. Сидели они в противоположном конце зала, недалеко от выхода, и о чем-то тихо беседовали, время от времени поднимая рюмки. Поведение Cабурова, по-видимому, не оставило их равнодушными. Мужчины отвлеклись от распития спиртных напитков и с интересом взирали на происходящее.
Разогнав музыкантов, Сабуров бросил взгляд в зал, и его глаза наткнулись на зрителей.
– Эй, ребята, – обратился он к мужчинам. – Не выпьете ли со мной? За победу.
– Охотно, – отозвался один из них. – Ты, парень, вел себя как герой.
– А скажите, ребята, вы, часом, не цыгане ли?
– Точно, браток, угадал.
– А не сыграете ли вы для меня, купца второй гильдии Тимофея сына Петрова Брыкина, что-нибудь родное?
– Что же, милый, тебе исполнить?
– Да хоть «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан…».
– Хороший выбор. Только извини, милый, гитар-то мы с собой не захватили.
– Гитар?! Это поправимо. Эй, половой?! Человек, где ты?! Поди сюда?
Появился слегка возбужденный официант. Нервозность его выражалась в том, что он беспрестанно перекидывал салфетку с одной руки на другую.
– Дорогой мой человек, доставь-ка сюда три гитары. Душа песен просит. А вот эти черноголовые, оказывается, поют.
Официант недоуменно оглядел троицу.
– Мы только танцуем, – вступил в разговор другой мужчина.
– Как, только танцуете?! А вон тот сказал: поете.
– Он ошибся.
– Нет, братовья, так дело не пойдет. Сказали: петь могете, так пойте. А то я и вам накостыляю. Тащи, урод, гитару! – Это Сабуров обратился уже к официанту.
– Нет у меня гитар, – раздраженно произнес тот. – И не урод я вовсе. Вы, гражданин, уж очень себе позволяете…
– Что я позволяю?!
– Лишнее, вот что.
– Я деньги плачу.
– Деньги деньгами, а оскорблять-то зачем?
– Кого это я оскорбляю? Тебя, что ли, хама? Да тебя и оскорбить нет никакой возможности, потому как ты – быдло.
И Сабуров влепил официанту здоровенную оплеуху. Бедняга покатился по полу.
