Черно-белая патрульная машина выползла из-за поворота. Истошный крик сирены словно ударил беглеца в лицо. Хлопнули дверцы, и из салона выбрались двое полицейских, доставая на ходу пистолеты. Род обернулся. Сзади замер еще один патрульный «кадиллак». Выхода не было.
— Стой на месте! — усиленный мегафоном голос докатился до него сквозь тупой гул в ушах.
— Стою! Стою!!! — парень поднял руки. — Я сдаюсь! Сдаюсь!!!
— Ложись на землю! Быстро!!!
Стволы пистолетов были направлены ему в живот.
Род послушно опустился на колени, лег, уткнувшись щекой в горячий пыльный асфальт.
Топот полицейских башмаков раздался совсем рядом.
— Руки за спину, немедленно! И не вздумай дергаться, понял?
Щелкнули на запястьях стальные браслеты, чье-то колено, упершись в спину между лопаток, пригвоздило его к земле.
— Посмотрите, нож или бритва есть у него? — крикнул выбравшийся из кустов Дональд.
Нэнси, стоя на тротуаре, наблюдала, как Гарсиа быстро и ловко обыскал парня.
— Я этого не делал! — вдруг истошно заорал он. — Не делал! Нэнси!!!
Девушка увидела полные отчаяния и ужаса глаза и перекошенное лицо.
— Нэнси! Я не делал этого!!! Там был кто-то еще!!! КТО-ТО ЕЩЕ!!!
— Заткнись! — рявкнул сержант, вставая и отряхивая брюки. — Лейтенант! У него ничего нет.
— Вези его в участок! — Дональд кивнул. Вздохнув, он повернулся к дочери и вздрогнул, наткнувшись на тяжелый ненавидящий взгляд.
— Папа, — раздельно, совершенно ледяным голосом спросила Нэнси, глядя на отца в упор. — Как ты оказался здесь? Ты следил за мной? Использовал меня как приманку? Ответь мне, папа, я жду!
Дональду показалось, что ему влепили увесистую пощечину. Он рассвирепел.
Ему ничего не стоило рассказать ей о бессонной ночи, о своих страхах, о том, что он жутко волновался за свою дочь. Его трясло при одной только мысли о том, что мог бы натворить этот ублюдок, не окажись они здесь. Да, он следил за ней. Следил. Потому что боялся за нее, как не боялся ни за кого на свете. До полуобморочного состояния. И она, его дочь, могла подумать, что Дональд использовал ее как приманку.
Волна жуткой обиды и ярости захлестнула его. Он даже не сразу нашелся, что ответить. И от ощущения собственной слабости вдруг закричал.
— А какого черта ты вышла сегодня на улицу? А?
Нэнси резко отвернулась и быстро зашагала по узенькому тротуарчику, даже не взглянув на отца. Так плохо, как сейчас, ей еще никогда не было. Никогда. Она услышала, как Дональд окликнул ее:
— Нэнси! Нэнси!!!
Но девушка не обернулась. Она пока не знала, что все, что произошло до этой секунды еще не кошмар. Это лишь начало кошмара.
* * *
В этот день школа казалась необыкновенно тихой. Страшная новость, облетевшая город еще утром, породила множество сплетен и домыслов.
«Вы слышали? Ну да, про эту девчонку, которую зарезали сегодня ночью?»
«Ну еще бы, она ведь училась в нашем классе. Даже за соседними партами сидели.»
«Да ну?..» Немое изумление. «И как она?»
«В смысле?»
«В прямом.»
Ребят интересовало одно — какова она была в постели. И хотя единственный человек, который точно знал ответ на этот вопрос, сидел за решеткой, отвечали все. Выпятив грудь и напустив на себя многозначительный вид завзятых ловеласов, они небрежно цедили:
«Она-то? Знаешь, старина, так себе… ничего особенного.»
Девушки были настроены более скептично.
«Да ну, обычная вертихвостка.»
К полудню выяснилось, что все знают об убитой ВСЁ. Грязное белье перебиралось любовно и тщательно, как это обычно бывает в маленьких, неизбалованных происшествиями городках.
Нэнси, как непосредственная участница ночных событий, пользовалась всеобщим вниманием. Девушка брезгливо отмалчивалась. Ей были неприятны эти пересуды, словно подругу, мертвую, и от этого особенно беззащитную, втаптывали в грязь. Причем, делали это с откровенным удовольствием.
Она едва досидела до третьего урока. К этому часу Нэнси знала точно: кошмара, в котором присутствовал страшный человек, ни у кого не было.
Сидя за партой, девушка пыталась понять, о чем рассказывает учительница, и все чаще и чаще ловила себя на том, что ее совершенно не волнует окружающее. Все мысли вертелись вокруг одной и той же жесткой непоколебимой оси — кошмара, приснившегося ОДНОВРЕМЕННО ИМ ТРОИМ.
Должна быть какая-то связь между всем этим.
У нее создалось впечатление, что перед ней части страшной рассыпавшейся головоломки. Если сложить их, составить в нужном порядке, получится целая картинка. Вроде «Пикчерз мозеик».[2] Нужно только правильно найти основу.
В чем же она?
Монотонный тихий голос учительницы журчал, словно спокойная прохладная река в жаркий полдень, навевая сонливость.
— То, что мы видим, не всегда реально! Шекспир считал, что в природе происходит нечто необычное. И в природе человека в том числе. Посмотрите внимательно. Именно поэтому так однозначна реакция Гамлета на происходящее…
Веки Нэнси начали слипаться. Она почувствовала, как голова, ставшая вдруг невероятно тяжелой, опускается на руки. Голос начал отдаляться, отгораживаясь толстой ватной стеной.
— И поэтому такова его реакция на ложь матери. Он пытался найти правду. Подобно тем, кто вскрывает древние могилы, стараясь отыскать что-то в темной
ТЕМНОЙ. ЧЕРНОЙ.
глубине
СНА. ЭТО СОН. ТЕБЕ СНИТСЯ СОН.
То же и в «Юлии Цезаре». Пожалуйста, начни читать.
Нэнси слышала, как кто-то протопал к кафедре.
— В великом городе Рима…
Разноцветные пятна поплыли перед глазами. НО ЗА НИМИ БЫЛО ЕЩЕ ЧТО-ТО.
— …Великий Юлий Цезарь правил жизнями своих сограждан…
ДА. НЕКТО ПРАВИТ ЖИЗНЯМИ. И СМЕРТЬЮ. СМЕРТЬЮ. ОСТОРОЖНО. ОН РЯДОМ. СОВСЕМ РЯДОМ.
— …Это был период заката. Красные звезды угасли, предвещая несчастье…
НЕСЧАСТЬЕ… И КРАСНЫЕ ЗВЕЗДЫ ТОПОК. ПОСМОТРИ. ИХ УЖЕ МОЖНО РАЗГЛЯДЕТЬ В ЧЕРНОЙ ПУСТОТЕ.
— Нэнси… — жалобно позвал ее кто-то. — Нэнси…
Она вздрогнула и открыла глаза. Странная тишина повисла в аудитории. Парень, стоящий у доски с книгой в руках, немо разевал рот. Но делал он это, как в замедленной съемке.
— Нэнси…
Девушка повернула голову.
В дверном проеме, завернутая в изрезанный, окровавленный прозрачный мешок, стояла… Тина. Тусклые, подернутые серой пленкой глаза смотрели на подругу. Сквозь истерзанный, мутный от крови полиэтилен проглядывало бледное, будто отлитое из белого воска тело.
