Итак, было решено, что мальчонка останется в семье Стефки и Франтишека, пополнив собой и без того многочисленную армию их детишек. Добрая крестьянка надеялась, что сможет заботой и любовью вернуть Липке способность смеяться и вообще расти полноценным человеком, страх для которого не является главным чувством. Но перед тем, как зажить нормальной жизнью, мальчонке предстояло еще отвечать на неизбежные вопросы следствия, водить экскурсии по дому, одно воспоминание о котором повергало его в ужас и, что самое тяжкое, участвовать в похоронах отца и матери, на которых он будет единственным близким родственником.
Однако погребение тел супругов пришлось отложить: у городских властей, без чьего высочайшего разрешения захоронение останков столь неоднозначно ушедших из жизни людей не могло состояться, нашлись дела поважнее, местным же наместникам "двойной монархии" было велено к трупам не прикасаться и до дальнейшего распоряжения похорон не устраивать, – за день-два в леднике с ними, мол, ничего не случится. Толстый наместник пожал плечами и отправился пить пиво в ближайший кабак – он свою работу выполнил, трупы же некогда счастливых родителей Липки так и остались лежать в леднике собственного дома, имея достаточно времени для взаимных упреков и жалоб, если таковые, разумеется, последовали.
Едва стрелка висевших на стене горницы старых ходиков стала приближаться к часу ночи, Стефка проснулась. Она не могла бы сказать точно, что ее разбудило, просто вдруг обнаружила, что лежит с открытыми глазами, глядя в потолок, словно и не спала совсем. Подивившись этому необычному обстоятельству и посетовав мысленно на приближающуюся старость, Стефка спустила ноги с кровати и пошарила рукой по поверхности стоящего рядом комода, отыскивая одежду – раз уж не спится, чего ж на двор не сходить? Стараясь не шуметь, она оделась и крадучись стала пробираться к выходу, когда вдруг заметила, что постель Франтишека пуста. Должно быть, он тоже отправился по нужде, так что Стефке придется дождаться его возвращения, прежде чем протолкнуться в маленькую деревянную будку за сараем… Она снова опустилась на кровать.
Через десять минут Стефка начала волноваться – что ж так долго? – а через пятнадцать, охваченная тревогой, решительно направилась к входной двери, не заботясь уж более о соблюдении тишины. Но не успела она сунуть ноги в галоши, как дверь открылась и на пороге появился Франтишек – в исподнем, но почему-то с лопатой в руках. Вид его был странный.
– Что случилось?- задала вопрос удивленная Стефка, почувствовав облегчение.
– Ничего особенного, не волнуйся,- буркнул в ответ ее муж, чувствуя неловкость за свой взъерошенный внешний вид.
– И все-таки?
Отделаться от расспросов деревенской жены еще никому не удавалось, и Франтишек, вздохнув, доложил:
– Да так, поблазнилось… Вроде как кто-то бродил вокруг дома.
– Как так?- в голосе Стефки вновь зазвучала тревога.
– Ну, шаги чьи-то мне послышались да что-то похожее на бормотание… Думаю, это все последствия той встряски,- было видно, что крестьянину неудобно признаваться в том, что у него расшалились нервы. На что будет похожа семья, если ее глава ведет себя как истеричная девица?
– Так ты видел кого-нибудь снаружи?- продолжала допытываться жена.
– Кого я там должен был увидеть?- Франтишек начинал раздражаться. – Говорят же тебе, насмотрелся ужасов позавчера, вот и мерещится теперь всякое, черт его дери!
Он бросил лопату в угол, давая выход досаде.
– Тише! Детей разбудишь!- цыкнула на него Стефка и пошла назад в спальню – ей вдруг расхотелось выходить на улицу. – Ложись лучше да выспись как следует, тогда и видения твои прекратятся.
– Звуки.
– Что? А, ну да, звуки. Какая разница!
Франтишек, кряхтя, забрался под одеяло, и в доме вновь наступила тишина.
Едва только забрезжил рассвет, беспокойно спавшая всю ночь Стефка поднялась с постели и направилась в кухню, чтобы собрать мужу поесть. Деревенский май приносит с собой уйму хлопот, вот и ее Франта сегодня опять целый день проведет в поле, предоставив ее заботам пригон, огород да домашние дела.
Войдя в горницу, Стефка вздрогнула от неожиданности, увидев Липку. Мальчик сидел на лавке в углу, жался к стене и, как показалось тетке, дрожал, хотя майскими утрами уже совсем не холодно. Взгляд ребенка был устремлен в одну точку, и было сразу заметно, что это утреннее сидение в кухне – не простая блажь.
– Липка! Что с тобой? Почему ты здесь?- окликнула Стефка парнишку и, подойдя поближе, провела рукой по его взъерошенным волосам. Он поднял на нее глаза:
– Мама здесь.
– Мама? О чем это ты, малыш?- женщина присела рядом с мальчиком на лавку, понимая, что минутным разговором тут не обойтись. – Послушай-ка… Мы все знаем, как тяжело тебе пришлось… Того страха, что ты натерпелся, хватит надолго, но…
Липка не дал тетке договорить, прервав поток ее банальных бабских излияний:
– Я не больной и не излишне впечатлительный, если ты так думаешь. У меня не бывает галлюцинаций и черти мне за печкой не мерещатся. Я говорю только то, что знаю. Мама была здесь этой ночью, она смотрела на меня через окно той комнаты, где ты мне постелила, а потом бродила вокруг дома, ища возможность пробраться вовнутрь и прикончить меня. Если бы не поднялся дядя Франта и не спугнул ее, она, наверное, сделала бы это.
Тут Стефка вспомнила ночные события, которые уж было заспала. А ведь Франта и в самом деле что-то слышал и даже пытался изловить ночного гостя, вооружившись лопатой… Тьфу ты, черт!
Последнюю реплику она произнесла вслух и, раскаявшись в этом, перекрестилась. Мальчонка молчал, давая тетке собраться с мыслями, и лишь тихонько покачивался из стороны в сторону с обреченным видом. Нет, так не пойдет! Надо что-то делать, иначе она сама сойдет с ума.
– Нет, Липка, этого не может быть! Ты ведь знаешь, что мама умерла?
Мальчик кивнул. Как же мог он остаться в неведении, если вся деревня только и говорила, что о приключениях дяди Франты и Павла в их доме! Признаться, он давно уже догадывался о том, что мать мертва, и именно это делало его ужас столь глубоким, что он ни кричать, ни плакать не мог. При одной только мысли о том, что эти ужасные следы на его коже могли быть оставлены мертвецом, Липка переставал дышать и молил Бога о том, чтобы никогда больше не испытать такого. Уж лучше пусть он сразу умрет, но никогда не увидит искаженные злобой черты погибшей матери.
Все это мальчик, трясясь всем телом и пришептывая, поведал внимательной Стефке, слушавшей его не перебивая и лишь изредка покачивая головой. Подумать только, до чего они довели ребенка! Из живого, жизнерадостного малыша он за эти два года превратился в беспокойного старика, размышляющего о вопросах жизни и смерти! В его возрасте нужно лазать по плетням, играть в салки и ловить рыбу в Мис, а не выглядывать в окна в страхе увидеть там покойника!
