Не больше и не меньше.
Нет, конечно, Ваня умом понимал, что раз экстрасенсы на свете есть – кто-то, где-то и как-то ими становится. Всё так.
Но как-то все неожиданно вышло. Невпопад. Не вовремя. Над этим обретенным даром надо было крепко подумать… Но Ваня собирался задуматься о другом.
И принять решение.
Ваня по большому счету не был тугодумом. Просто не любил рубить сплеча. Постоянно выходило, что цена его решений высока. Он бы и не хотел – да так получалось.
Но запланированная разборка с самим собой не состоялась. Дар ошарашил внезапно, как кирпич – забывшего надеть каску строителя…
Нет, на самом деле все началось еще вчера… Точнее, сегодня… Еще точнее – ночью, после полуночи. Совсем уж точно: в 02.37. Секунды нужны? Засекать время всех сколько-то значимых событий стало у Вани инстинктивной привычкой… Правда, тогда на часы Ваня взглянул по другому поводу – дара он не заметил. Или заметил, но не придал никакого значения…
Осознал Ваня все утром. Вскоре после звонка в дверь.
Совершенно неожиданного звонка.
У ларька кучковались два мужичка грустно-ханыжного вида.
Вот только не спрашивайте, как можно кучковаться вдвоем, и не намекайте, что кучка из двух индивидов получается какая-то неполноценная. Ханыги не стояли, не сидели, не лежали, не шли и не выполняли упражнение “упал-отжался”. Именно кучковались. … Папа сонными глазами купил бутылку пива.
Подумал – и купил вторую. Другого сорта.
Третье раздумье длилось дольше.
Чувствовалось, что папа с сонными глазами пребывает в жизненном поиске…
Минута прошла – папа ни на что не решился…
На деле счет шел на секунды…
– Я боюсь, Даниэль… Он пал так глубоко, что ничего не услышит. Не пробудится… Не выйдет наружу…
– Боишься?! Ты?!
– Хорошо. Я тревожусь…
– Ничего страшного не случится. Мы начнем все сначала…
– Год подготовки пропадет… А Стражей осталось так мало…
– Что такое год?
– Год – вечность, когда ждешь Его… Если бы ты знал…
– Я знаю. Я помню все. Спящий проснется. Мы победим.
Адель хотелось в это верить…
И она верила…
Адель хотелось надеяться…
И она надеялась…
Адель – блондинка с синими глазами.
После ухода папы мальчик не скучал.
Весело и высоко подкидывал красную тарелку и бежал, быстро-быстро перебирая ножками, – чтобы успеть к месту падения…
Шустрый пацан, подумал Тарантино, крепенький…
Тарелка упала у самого края поля.
Мальчик бежал за ней.
Папа наконец решился – купил третью бутылку.
Ханыги следили за ним без признака интереса. Продавщица отсчитывала сдачу со скоростью утонувшего в смоле вентилятора. Папа внимательно и придирчиво осмотрел последнюю покупку. С нее и начал.
Легкое движение большого пальца – и пробки на бутылке не стало. Она не упала на землю, не улетела вверх или вбок. Ее просто не стало. Папа раскрутил бутылку и поднес к губам. Пиво не булькало, не лилось струей. Пенная поверхность в бутылке рванула вниз со скоростью падающего предмета. Даже быстрее… Пусто.
Ханыги выдохнули в восхищении.
Работал специалист высокого класса.
Предстоял бесплатный цирк.
Глаза папы так и не проснулись.
Автомобиль сверкал и переливался на солнце. Он был прекрасен и загадочен и выехал из таинственного места – из высоченных зеленых джунглей, скрывающих неизвестно какие другие загадки. Антенна над крышей дрожала муравьиным усиком. Рядом с ней вспыхивала и гасла самая настоящая полицейская мигалка…
Мальчик сделал шаг к нежданно явившемуся чуду.
Тарантино коснулся пульта.
Чудо развернулось и покатило обратно в свою чудесную страну.
Забыв про тарелку, мальчик поспешил за ним.
В неведомые зеленые джунгли.
Он не знал, что в джунглях встречаются хищники.
Папа вскрыл вторую бутылку. Тем же способом.
Слава проснулся резко, как от выстрела над ухом. Выстрела без глушителя. И сразу понял – его зовут. Кто и зачем – он не знал. Но надо было спешить. Надо было очень спешить.
По лестнице он бежал.
И застегивал на бегу пуговицы.
Мальчик приятно удивил Тарантино. Деловой пацан и не пугливый. Даже не дернулся от возникшего перед ним неизвестного дядьки. Очень хорошо. Возможно, хлороформ и не понадобится. Пока не понадобится. От кустов до машины пять метров и две секунды, но лучше преодолеть их без обмякшего тельца на руках.
– Зачем тебе такая игрушка, дяденька? – заговорил мальчик первым. – Ведь ты уже большой…
Мальчик строил фразы слишком правильно для четырех лет, на которые он выглядел. Но Тарантино не обратил внимания, ликуя от неожиданного подарка. Вопрос был идеальной подачей.
– Да вроде и не к чему… – сказал он, словно сам удивляясь. – Хотел подарить кому-нибудь, да вот решил поиграть напоследок…
Мальчик не клюнул. Поразительно, но он не клюнул. Искоса смотрел на игрушечный джип. И качал головой, словно не поверил.
Ни одному слову не поверил.
Времени не было. Тарантино пошел ва-банк:
– Хочешь подарю тебе? У меня в машине коробка и пульт управления. Пошли со мной, там все тебе и отдам.
Пульт лежал в кармане, но пацан не должен был заметить эту шероховатость. Ни один из предыдущих не заметил…
– Врешь ты все, дяденька… – сказал мальчик. – И никакой коробки у тебя там нет…
Хлороформ потребуется… И немедленно… Если только… Он ухватил мальчика за руку и сказал с грозной ноткой в голосе:
– Пошли, пошли… Там все и увидишь.
Когда взрослые говорят так, лучше их слушаться… Но мальчик странный… Если начнет кричать… Не важно, пропитанная хлороформом тряпка наготове. Не раскричится… Пискнет и замолкнет. Тарантино двинул через кусты, почти таща мальчика.
Не закричал.
Произнес лишь чуть громче, чем раньше:
– Мне больно! – И после секундной паузы: – Я папе скажу…
Внутри все пело. Скажи, скажи… Дойдем до машины – и говори папе, маме, бабушке… Не услышат.
– Папа, мне больно, – сказал мальчик, быстрее переставляя ноги – чтобы не упасть.
Не орет, надо же, подумал Тарантино. Ты еще эти слова проорешь и простонешь. Пока будет чем стонать.
Папа услышал.
Ханыги не обменивались мнениями, даже не переглядывались.
Просто синхронно, не сговариваясь, решили завязать с употреблением дешевых крепких напитков. Этот фокусник, этот любитель пива, продемонстрировал коронный трюк, заставивший серьезно задуматься о влиянии суррогатного алкоголя на сетчатку глаза.
Что там пиво…
Что там пробка…
На этот раз исчез папа.
Был – и нет его.
Когда его звали, папа умел двигаться быстро.
