Дедстоун и Вольфбейн обменялись взглядами. Шаки оставалась неподвижной статуей из черного дерева.
Профессор Дедстоун вздохнул, извлек из нагрудного кармана монокль и утвердил его в правом глазу.
— Позвольте устроить вам небольшую демонстрацию, мисс Картер, — сказал он. — Шаки!
Шаки вышла из гостиной и тут же вернулась с небольшим холщовым мешком. Его горловина была затянута парой витых черных шнуров с нанизанными бусинами и дырявыми камешками.
— Правильный вопрос, который следовало задать, — говорил тем временем Элайджа Дедстоун. — Это не чего хочеть добиться Шадов, а как.
Шаки развязала мешок и достала из него небольшую, всего в ладонь, куклу. Очень старательно и с любовью сделанную куклу мужчины в клетчатой тройке и зеленом галстуке. Со своего места Джейн могла даже разглядеть зализанные назад темные волосы игрушечного человечка.
— Маэстро не зря покинул Европу и прибыл в Америку. Не зря вышел из надежно скрывавшей его тени. Он знал, что в Нью-Йорке найдет одного из забытых Привратников, хранящих Дверь в другие миры. И встретит вас, мисс Картер.
— Меня?
В руках Шаки появилась черная благовонная палочка, которую она зажгла и принялась окуривать ей куклу. Куклу, которая все больше напоминала Джейн кого-то очень знакомого.
— Именно вас. Древние ацтеки очень хорошо знали, что история это змея, которая раз в несколько тысяч лет впивается в собственный хвост. Мы живем в мире, где большинство людей вновь превратились в бездумное стадо, как во времена Ману. Человеческая кровь стала жидкой, слишком слабой, чтобы разбудить спящего Привратника. Нужен сильный человек, настоящий потомок Первого Охотника, чтобы открыть Дверь.
Шаки тихонько запела. И это была отнюдь не серенеда Солнечной Долины. От низких звуков ее голоса больно екало в животе и хотелось плотно зажать уши руками.
— Первый Охотник, первый человек, который научился мыслить и сражаться — был женщиной, мисс Картер. Женская кровь намного сильнее мужской. Поэтому вы, а никто другой, нужны Готфриду Шадову. Кровь охотницы за тайнами, ваша кровь, это его ключ к Дому Тысячи Дверей.
Пританцовывая, Шаки прошлась по комнате и поднесла куклу к телефону.
Телефон зазвонил.
Джейн посмотрела на Дедстоуна.
— Снимите трубку, мисс Картер, — сказал профессор. — Это вас.
— Алло? — неуверенно сказала Джейн.
— Говорит Ричард Фуллер, — сказала трубка голосом главного редактора.
— Пусть он скажет ей, что она должна нам доверять, — Дедстоун обращался к Шаки.
Негритянка склонилась над куклой и тихонько забормотала.
— Мисс Картер, — услышала Джейн в трубке. — Прошу вас довериться мистеру Дедстоуну. Отбросьте сомнения.
— Пусть скажет, что мы на ее стороне и желаем ей добра.
Шепот Шаки. Голос Фуллера.
— Джейн, эти люди ваши союзники. Они хотят вам только добра.
— Только мы сможем ее защитить.
— Только они обеспечат вам защиту.
— Что за чушь! — крикнула Джейн.
— Вы думаете, что меня можно так запросто разыграть? — спросила она, яростно раздувая ноздри. — Не знаю, как вы уговорили пойти на это мистера Фуллера…
— Понимаю, — протянул профессор Дедстоун. — Ваш редактор должен сказать что-то такое, чего вы никогда не ожидаете от него услышать. Как насчет самого постыдного воспоминания в его жизни? Шаки.
Джейн слушала, прижав трубку к уху. И наливалась густой краской.
— Боже, мистер Фуллер, это же ваша сестра… Нет, я не могу эту слушать!
— Надеюсь, это может считаться за доказательство? — спросил Элайджа Дедстоун.
Джейн Картер смотрела на профессора, изучавшего повадки оборотней и колдунов. На невозмутимую Шаки, заставляющую человека говорить и делать, что угодно с помощью ароматной палочки, пряди волос и лоскутка галстука. На Рудольфа Вольфбейна, в чьих глазах застыло холодное серебро.
— Что вам нужно от меня? — прошептала она.
Дедстоун повернулся к Шаки.
— Пусть скажет, что если она не останется с нами, то сегодня же вечером из охотницы превратится в жертву.
В углах его рта залегла складка, придавшая лицу профессора беспощадное выражение.
— Пусть скажет, что у нее нет выбора.
Джейн бросила трубку и выбежала из президентского номера.
20
В запаснике Музея Естественной Истории пахло пылью и крысами. Зачем это место было отмечено, как обязательное для обхода — решительно непонятно. Ночному сторожу с красивым библейским именем Джошуа казалась нелепой мысль, что потенциальный вор заберется через крохотное вентиляционное окошко под потолком, и будет таиться среди грязных ящиков и ворохов упаковочной бумаги.
С тем, чтобы похитить коллекцию каменных топоров или кости ископаемого диплодока, ну конечно.
Однако начальник смены требовал беспрекословного выполнения своих обязанностей. Для этого он вешал в запаснике расчерченный на клеточки лист, где требовалось отмечать свое посещение крестиком. Четыре раза в смену.
Полагавшего себя очень хитрым турка Фаиса, расставившего крестики на неделю вперед, начальник выгнал без выходного пособия.
В силу вышеозначенных причин, каждые два часа Джошуа был обречен тащиться в запасник, заглядывая по дороге в зал Европейского Средневековья, зал Истории Народов Мексики и Центральной Америки и Греческий зал.
Он отпирал дверь запасника своим ключом, без особого энтузиазма шарил по углам лучом фонаря, ставил крестик на обходном листе. И плелся обратно в каптерку, дремать на топчане.
Все это он уже проделывал сегодня трижды с момента закрытия Музея в шесть часов. Финальный полуночный обход он начал чуть раньше. Отчего-то не спалось, душил влажный воздух, топчан казался жестче обычного. Тянуло под сердцем.
Если бы Джошуа верил во что-то кроме Президента и победы Чикагских Соколов на Суперкубке, он бы внял голосу своего ангела-хранителя. Пропустил бы один крестик в обходном листе, отговорившись на следующий день забывчивостью. Дождался бы конца смены и пошел домой.
Он бы остался жив.
21
Сначала Джошуа не понял, что в запаснике стало не так. За что зацепился луч его фонаря?
Он еще раз посветил по сторонам. Ага, вот оно. Большой прямоугольный ящик, поставленный «на попа», лишился передней крышки. Такое впечатление, что ее выбили изнутри, вырывая длинные гвозди, как зубочистки. Разломанная пополам крышка лежала у самой стены. Удивительно, как он не услышал грохота.
Джошуа нервно положил руку на пояс. Вспомнил, что оставил кобуру в каптерке. Она мешала спать, и он отстегивал ее и дубинку, ложась на топчан. Вот дерьмо!
