Потому что оно обитало в самой сути острова, это божество. Оно было в песке, пастбищах, море и ветре, и те души, которые оно опознало, стали неистребимой частью этих составляющих вечности. Будучи опознанным, чего может бояться мужчина или женщина? Ничего. Разве что тех неприятных ощущений, что сопутствуют смерти. Но, избавившись от телесной оболочки, они поселятся там, где обитает божество, и будут опознавать другие души, как опознаёт оно, и их слава умножится. Когда в летние ночи северное сияние затянет своим занавесом стратосферу, они будут присутствовать при этом. Когда киты в восторге всплывут на поверхность через промоины во льду, они всплывут вместе с ними. Они будут с полярными чайками, и зайцами, и с каждой звездой, которая мерцает на Лох-эн-Эйлен. Это божество присутствовало во всем. В песчаных пастбищах по соседству с дюнами, или махейрами на гэльском. И в сочных влажных лугах в глубине острова, где сытная трава и от этого молоко у коров как сливки.
Оно, это божество, не отягощало себя горестями и тяжкими трудами тех мужчин и женщин, которые никогда его не видели, но оно вело им счет — знало, когда кто приходит и уходит. Оно знало, кто похоронен на кладбищах в Киркаполе и Воле. Знало, сколько каждый год рождается младенцев. Время от времени оно даже наблюдало за приезжими. Не потому, что они были так же интересны, как полярные чайки или киты (они и не были), а потому, что среди них могла найтись душа, способная навредить ему, божеству. Это было не исключено. Оно давно смотрело на мир и видело, как с небес исчезают звезды. Оно было не долговечнее их.
— Остановите машину, — сказала Роза.
Фрэнни остановилась.
— В чем дело? — спросил Уилл, поворачиваясь к Розе.
Он увидел, как ее глаза наполняются слезами, а на губах появилась улыбка, как у Девы Марии. Она нащупала дверную ручку, но от рассеянности не могла на нее надавить. Уилл мгновенно выскочил из машины и открыл дверь. Они были на пустом участке дороги, справа — неогороженное пастбище, на котором паслись несколько овец, а слева — полоска цветущего луга, переходящая в пологий берег. Над всем этим парили и метались по небу крачки. А гораздо выше держал курс на запад самолет, отражая свет земли от посеребренного брюха. Уилл увидел все это за какое-то мгновение — что-то присутствующее в воздухе обострило его чувства. В нем зашевелился лис, поднял к небу морду и почувствовал то, что чувствовала Роза.
Он не стал спрашивать ее, что это. Просто ждал, пока она окинет взглядом горизонт.
— Рукенау здесь, — сказала она наконец.
— Живой?
— О да, живой. Господи боже, живой. — Ее лицо потемнело. — Не знаю только, каким он стал по прошествии всех этих лет.
— Где мы можем его найти?
Она на секунду задержала дыхание. Фрэнни уже вышла из машины и хотела заговорить, но Уилл прижал палец к губам. Роза тем временем пошла от машины в сторону пастбища. Там было столько неба — громадного пустого неба, которое раскинулось перед глазами Уилла, силящимися его охватить.
«Чем я занимался все эти годы, — подумал он. — Какие-то фотографии на задворках мира! Сплошная ложь. Стоять под таким вот небом, а видеть не его, а какие-то крохи страдания. Нет, хватит».
— Что случилось? — услышал он голос Фрэнни.
— Ничего. А что?
Еще до ее ответа он понял, что у него, как и у Розы, глаза наполнились слезами. Он улыбается и плачет одновременно.
— Все хорошо, — сказал Уилл.
— Ты не заболел?
— Никогда не чувствовал себя лучше, — ответил он, вытирая слезы.
Роза как будто закончила свое созерцание и теперь возвращалась к машине. Приблизившись, она показала на юго-запад.
— Оно ждет нас.
Держа карту перед собой, с Розой в качестве живого компаса на заднем сиденье, Уилл быстро разобрался, куда они направляются. К Кин а'Бхарра, или Кенаваре, — к мысу на юго-западной оконечности острова, описанному в путеводителе как «скала, с обеих сторон отвесно поднимающаяся из океана, еще круче на самой оконечности мыса, с вершины которого виден маяк Скерривор, знаменующий собой последнее деяние рук человеческих, за которым до самого горизонта плещет волнами один лишь Атлантический океан». Брошюрка предупреждала: «Это единственное место на нашем замечательном острове, которое было свидетелем трагедий. Внимание орнитологов в течение многих лет привлекало огромное разнообразие птиц на скалах и уступах Кенавары, но, к сожалению, скалы опасны даже для самых опытных альпинистов, и несколько гостей острова погибли, сорвавшись с утесов, когда пытались добраться до недоступных гнезд. Красоту Кенавары лучше всего можно оценить с безопасных берегов вокруг мыса. Попытка забраться на мыс даже при свете дня и в прекрасную погоду чревата серьезными травмами, а то и чем похуже…»
Добраться туда и в самом деле было нелегко. Дорога вела сквозь поселок из десятка домов, которые на карте были обозначены как деревня Баррапол, а оттуда — вниз, к западному берегу острова, где на расстоянии около четверти мили от берега она разветвлялась: хорошая дорога уходила направо к Сундейгу, а ведущая налево переходила в тропинку, пересекавшую кочковатую поляну. Судя по карте, и эта дорога заканчивалась через сотню ярдов, но они проехали, сколько могли, вдоль берега. Пункт назначения находился менее чем в полумили: холмистый полуостров, изрезанный оврагами, отчего он казался не частью суши, а тремя или четырьмя холмами с уходящими в море трещинами и обнажившейся породой.
Тропинка окончательно исчезла, но Фрэнни продолжала ехать к мысу, осторожно переваливаясь с кочки на кочку. Перед машиной бежали зайцы, в страхе забавно прыгая из стороны в сторону. Овца, что паслась вдали от стада, метнулась вбок, выпучив глаза.
Песка становилось все больше, из-под задних колес вылетали комья.
— Думаю, скоро придется остановиться, — сказала Фрэнни.
— Пойдем пешком, — предложил Уилл. — Ты как, Роза, сможешь?
Она пробормотала, что сможет, но, когда вышла из машины, стало ясно, что ее физическое состояние ухудшилось за последние четверть часа. Кожа утратила сияние, белки глаз слегка пожелтели. Руки у нее дрожали.
— Тебе плохо? — спросил Уилл.
— Ничего, справлюсь, — ответила она. — Просто… возвращение сюда…
Роза устремила взгляд в сторону Кенавары, и Уиллу показалось, что сделала она это неохотно. Живая, улыбающаяся женщина, которая шагала к машине на дороге у Кроссапола, исчезла, и он не мог понять почему. А Роза не собиралась говорить об этом. Несмотря на столь болезненное состояние, она двинулась к утесам, шагая впереди Уилла и Фрэнни.
