И как-то раз ночью у него начался припадок. Он сорвал с себя всю одежду и стал носиться по госпиталю, как обезьяна, бить окна, карабкаться по трубам. «Я – будущее!» – кричал он. Четверо санитаров с трудом схватили его и привязали к кровати. Потом пришел врач и сказал, что процесс становится нестабильным. Для его же собственного блага они должны были прекратить эксперимент.
Джерихо уткнулся головой в свои руки и немного помолчал, прежде чем продолжить.
– Он стал кричать на них. «Вы не можете так поступить со мной! Я же человек! Смотрите на меня – я человек!» И повторял это снова и снова. Они дали ему какую-то дозу, чтобы успокоить, но он продолжал сопротивляться, вопить, что он человек, у него есть права. И они должны дать ему еще один шанс, один несчастный шанс. Потом наркотик стал наконец действовать, он уже не мог сопротивляться, а только плакал, просил, умолял, звал Бога – даже когда они выкатывали его на медицинской тележке. – Джерихо покачал головой, потому что воспоминания невозможно было передать словами. – Они реверсировали процесс, но инфекция пошла по всему его телу. Что еще хуже, пришлось отнять и вторую, живую руку.
Джерихо замолчал. На парковке за окном кто-то безуспешно пытался завести автомобиль, но мотор только кашлял и чихал.
– Потом он повесился в душе на собственном ремне.
– Боже мой, – промолвила Эви. – Какой ужас.
Джерихо кивнул с отсутствующим видом.
– Никто не мог понять – как ему удалось повеситься без рук и ног?
Мотор автомобиля наконец завелся, и они послушали успокаивающий повседневный шум. Вскоре машина с фырчанием уехала с парковки.
Джерихо заговорил еще тише, почти шепотом:
– Было уже поздно, я спал. Проснулся от того, что он плакал на соседней койке. В палате было тихо, и только свет из кабинета медсестры просачивался через дверь. «Парень, – сказал он, и его голос… его голос был как у призрака. Будто часть его уже умерла, но еще оставалась рядом с телом. – Парень, это хуже, чем Топека».
Он рассказал мне о том, как в войну на поле боя наткнулся на смертельно раненого немецкого солдата, он лежал на земле в агонии, а его внутренности буквально вываливались наружу. И немец посмотрел на Леонарда, и тот все понял без слов. Пусть они говорили на разных языках, но поняли друг друга с первого взгляда. Немецкий солдат, лежавший в траве, и американский, стоявший над ним. Он достал пистолет и выстрелил умирающему в голову. Он не делал этого со злостью, не убивал врага: просто один солдат помог другому. Так он все и обставил: один солдат помог другому. – Джерихо снова замолчал. – Он сказал, о чем хочет меня попросить. И что я вовсе не обязан это делать. А если сделаю, он уговорит Бога простить меня – если меня это волнует. Один солдат поможет другому.
Он умолк. Эви замерла на месте, будто став стеклянной.
– В тумбочке я нашел его ремень, потом помог ему сесть в кресло. Когда мы ехали в душ, в госпитале стояла мертвая тишина. Я помню, каким чистым был пол – он отражал все, как зеркало. В ремне пришлось сделать еще одну дырку, чтобы он затянулся у него на шее. Даже без рук и ног он оказался очень тяжелым, но я уже был силен. Перед самым концом он посмотрел на меня, и я на всю жизнь запомнил его лицо – он будто только что понял какой-то великий секрет, но было уже слишком поздно делать с этим что-либо. И он сказал: «Наша жизнь – дрянная игра в кости, парень. Не сдавайся им без боя».
Тишина. Где-то вдалеке залаяла собака. У окна засвистел ветер, будто просясь внутрь.
– После этого я откатил кресло на место. Потом вернулся в палату, лег в постель и лежал, пока не наступило утро и они не нашли его. И потом я смог уснуть и проспал двенадцать часов подряд.
У Эви пересохло горло, но ей не хотелось пить. Она сглотнула, пытаясь унять боль в глотке и стараясь издавать как можно меньше звука. Спустя мгновение Джерихо заговорил:
– Не знаю, в самом ли деле произошла эта история с немецким солдатом, или он ее сочинил, чтобы меня подбодрить. Это не важно. Так же, как и прощение Бога. После смерти Леонарда «Проект Дедал» закрыли – слишком велик был риск. Они хотели покончить и со мной – боялись, что может произойти что-нибудь непредвиденное. Еще немного, и меня бы снова упрятали в железный гроб и бросили в нем гнить, но тут вмешался твой дядя. Он сказал, что хочет забрать меня домой и позволить мне умереть достойно, и приготовил набор сыворотки. По документам Джерихо Джонс умер десять лет назад. Если бы Уилл не спас меня, я бы так и смотрел в потолок, и не было бы солдата, способного спасти меня.
Эви выпрямилась.
– Но ты же выздоровел. Ты являешься ключом к какому-то великому открытию.
– Выздоровел? – Джерихо горько усмехнулся. – Я проживаю каждый день с мыслями о том, что что-нибудь может пойти не так и меня снова запрут в этом железном гробу. Я – единственный в своем роде. Получеловек, полумашина. Урод.
– Ты не урод!
– Я даже не знаю, кто я на самом деле, – сказал он и покосился на Эви. – Но и ты – другая.
– Получается, что да.
– Значит, нас уже двое.
Он взял Эви за руки, перевернул их ладонями вверх и погладил кончиками пальцев. У нее была невообразимо нежная кожа. Джерихо не знал, сможет ли он вести себя как нормальный парень. Но точно знал, какое чувство его обуревает. Он хотел ее. Отчаянно и безрассудно. Держа ее за руки, он представил себе, каково было бы поцеловать ее, заняться с ней любовью. Она была немного испорченной, эгоистичной девчонкой, жадной до веселья, с удивительно добрым сердцем. Она бежала по жизни во всю прыть, в то время как Джерихо робко пятился назад. Она заставляла его чувствовать себя живым, и ему хотелось еще и еще.
Громкий стук заставил Эви подскочить от неожиданности: она испугалась, что это пришла хозяйка – вышвыривать их из номера. Но это оказался Уилл, уже полностью одетый, в шляпе и с часами в руках. Небо уже посветлело.
– Ах, отлично. Вы уже встали. Почти рассвело, так что пора ехать, пока за нами не пришли члены Братии.
Глава 58
Соломонова комета
Грязный автомобиль Уилла пронесся по южному Бронксу в сторону Манхэттена. Город предстал перед ними, как окутанный дымкой мираж из стали и копоти. Эви была измотана поездкой: ночная погоня, рана Джерихо и его душераздирающая история сделали свое дело – она сидела как на иголках, вдобавок злясь на себя за непонятное чувство, которое к нему испытывает.
За окном машины пролетали бесконечные ряды манхэттенских домов, и Эви думала о том, что в Бретрине они балансировали на краю пропасти. Но им удалось выкрутиться, более того, добыть талисман. Сегодня они осуществят ритуал и навсегда изгонят Джона Гоббса из этого мира. После этого она потребует у Уилла объяснить все, что с ней происходило. Кто она такая, и что с этим делать. Но позже. Положив руку на свою подвеску, она провалилась в сон.
