Теперь засмеялся Клайв, и старик улыбнулся, обнажив несколько уцелевших зубов. — Разумеется, если она не спросит никого из нас ни о чем, то мы, само собой, не должны добровольно делиться с ней информацией… правда, Клайви? Ты считаешь это справедливым?
— Да, — согласился Клайв. Он не был красивым мальчиком и никогда не станет мужчиной, привлекательным для окружающих — как мужчин, так и женщин. Но когда он улыбнулся, полностью осознав ловкий трюк старика, он был прекрасен, хотя бы на одно мгновение, и дедушка потрепал его по волосам.
— Ты хороший мальчик, Клайви.
— Спасибо, сэр.
Его дедушка стоял, о чем-то задумавшись. Сигарета догорала удивительно быстро (табак был сухим, и, хотя он затягивался редко, жадный ветер на вершине холма сам без устали выкуривал сигарету). Клайв подумал, что старик уже сказал все, что намеревался. Он жалел об этом. Мальчику нравилось слушать, когда говорил дедушка. То, что он говорил, всегда изумляло его, потому что почти каждый раз имело смысл. Его мать, отец, бабушка, дядя Дон — все они говорили вещи, на которых ему следовало бы учиться, но они редко обладали смыслом. Вот, например: судят не по словам, а по делам. Что это значит?
У мальчика была сестренка, Пэтти, старше его на шесть лет. Он понимал ее, но не обращал на нее внимания, потому что почти все, что она говорила вслух, было глупым. Остальные же чувства она выражала щипками. Самые болезненные называла «щипки Питера». Она предупредила Клайва, что если он кому-нибудь расскажет про «щипки Питера», его ждет мучительная смерть. Судя по ее словам, у нее был список кандидатов на мучительную смерть, сравнимый лишь со списком «Корпорации убийц». Слушая ее, мальчику хотелось засмеяться… до тех пор, пока он не бросал взгляд на ее худое свирепое лицо. Когда видишь, что написано на нем, желание смеяться пропадает. По крайней мере у Клайва такое желание пропадало. И в общении с ней нужно было быть осторожным — хотя казалось, что она глупая, на самом деле впечатление было обманчивым.
— Я не собираюсь ходить на свидания, — заявила она однажды вечером за ужином, примерно в то время, когда юноши обычно приглашали девушек или на весенние танцы в городском клубе, или на выпускной вечер в средней школе. — Мне наплевать, даже если никто не пригласит меня. — И она посмотрела на сидевших вокруг стола широко открытыми глазами, полными вызова, подняв их над тарелкой с тушеным мясом и овощами.
Клайв посмотрел на неподвижное и какое-то пугающее лицо своей сестры, глядящей сквозь пар, поднимающийся от тарелки, и вспомнил о случившемся два месяца назад, когда еще лежал снег. Он прошел по коридору верхнего этажа босиком так, что она не слышала его шагов, и заглянул в ванную — дверь была открыта. Он не имел ни малейшего представления, что там стоит его сестра Пэтти. То, что он увидел, заставило его окаменеть. Если бы она хотя бы чуть-чуть повернула голову налево, то неминуемо увидела бы его.
Но она не заметила брата, потому что была слишком занята созерцанием собственной персоны. Пэтти стояла в ванной голая подобно изящным девушкам из просмотренного с первой до последней страницы журнала «Очарование мод», принадлежащего Фокси Брэнниген. Банное полотенце лежало у ее ног. Впрочем, Пэтти не относилась к числу; девушек, украшавших страницы журнала мод. Клайв знал это, да и она знала это тоже, судя по ее поведению. Слезы катились по ее прыщавым щекам. Крупных слез было очень много, но она не издавала ни звука. Наконец Клайвом овладело чувство самосохранения, и он на цыпочках удалился. Мальчик не сказал никому ни слова о случившемся, не говоря уже о самой Пэтти. Он не знал, какой будет реакция сестры на то, что ее младший брат видел ее с голым задом, но отчетливо представлял ярость Пэтти, когда она узнает, что Клайв застал ее плачущей (даже если этот плач и был таким беззвучным). Уж за это она точно его убьет.
— Я считаю, что мальчишки глупы и большинство из них пахнут испорченным домашним сыром, — сказала она тем весенним вечером и отправила в рот вилку с куском ростбифа. — Если один из них попытается назначить мне свидание, я просто засмеюсь.
— Ты еще изменишь свою точку зрения, крошка, — сказал отец, прожевывая свой ростбиф и не отрывая взгляда от книги, лежащей рядом с его тарелкой. Мама уже давно отказалась от попыток уговорить его не читать во время еды.
— Нет, не изменю, — ответила Пэтти, и Клайв понял, что она не изменит. Когда Пэтти что-то утверждала, то почти всегда держала слово. В ней было что-то, что Клайв понимал лучше его родителей. Он не был уверен, что она действительно собиралась — понимаете, по-настоящему — убить его, если он проговорится относительно «щипков Питера», однако рисковать не собирался. Даже если она и не убьет его всерьез, то уж обязательно найдет какой-нибудь эффектный и одновременно незаметный способ причинить ему неприятности, уж в этом можно не сомневаться. К тому же иногда «щипки Питера» вообще-то не были настоящими щипками. Они больше походили на поглаживание — так Пэтти гладила своего пуделя-полукровку Бренди. Он знал, что она делала это потому, что он вел себя плохо, хотя у него была тайна, которой он совсем не собирался делиться с ней: эти другие «щипки Питера», похожие на поглаживание, были даже приятными.
* * *
Когда дедушка открыл рот, Клайв подумал, что сейчас он скажет: «Пора идти домой, Клайви», — но вместо этого он произнес:
— Я хочу открыть тебе что-то, Клайви, если ты хочешь выслушать меня. На это не потребуется много времени. Ну как, хочешь послушать, Клайви?
— Да, сэр!
— Действительно хочешь, правда? — спросил дедушка с неуверенной улыбкой.
— Да, сэр.
— Иногда я думаю, что было бы неплохо украсть тебя у твоих родителей, чтобы ты всегда был рядом со мной. Мне кажется, если ты всегда будешь рядом, я буду жить вечно, несмотря на плохое сердце.
Он вынул сигарету изо рта, бросил ее на землю и растоптал сапогом, поворачивая каблук из стороны в сторону, и затем засыпал окурок слоем земли, который сдвинул каблуком, — так, на всякий случай. Когда он снова посмотрел на Клайва, его глаза блестели.
— Я перестал давать советы давным-давно, — сказал он. — Лет тридцать назад или даже больше, не помню. Я прекратил давать советы, когда заметил, что их дают только дураки и только дураки им следуют. А вот инструктаж… да, инструктаж — совсем другое дело. Умный мужчина будет время от времени давать инструкции, а другой умный мужчина — или мальчик — будет время от времени прислушиваться к ним.
Клайв молчал, глядя на своего дедушку и прислушиваясь к каждому его слову.
— Существуют три типа времени, — сказал дедушка, — и хотя все они являются реальными, только один из них реален по-настоящему. Ты должен убедиться в том, что знаком со всеми тремя и одновременно всегда способен отличить одно от другого. Ты меня понимаешь?
