Ричи повернул его дулом к себе, стараясь держать пальцы подальше от спускового крючка. При одном только взгляде на черный глаз «вальтера» Ричи понял странную улыбку друга. Он вспомнил слова своего отца: «Любое ружье, даже незаряженное, хоть раз да выстрелит. Заруби это себе на носу. И тогда ты поймешь, как надо обращаться с огнестрельным оружием». Он передал пистолет Биллу и сразу почувствовал облегчение.
Билл спрятал его в карман спортивной куртки. Внезапно заброшенный дом на Ниболт-стрит показался Ричи уже не таким страшным, но вероятность, что в том месте, куда они едут, прольется кровь, представлялась ему почти реальной.
Он посмотрел на Билла, словно пытаясь разубедить его этим опасением, но увидел непреклонное лицо. В этот момент Билл спросил:
— Ну, готов?
Как всегда, стоило только Биллу оторвать от земли вторую ногу, Ричи почувствовал, что сейчас не миновать беды: они либо во что-нибудь врежутся, либо упадут и разобьются. Огромный велосипед качался как пьяный из стороны в сторону. Ричи закрыл глаза, смирившись с неизбежным.
— Гони, Сильвер! — закричал Билл.
Велосипед постепенно набирал скорость, и вскоре бортовая качка прекратилась. Ричи, мертвой хваткой вцепившийся в бока Билла, опустил руки и стал держаться за края багажника. Билл пересек Канзас-стрит и, набирая скорость, поехал по пешеходным дорожкам в сторону Витчем-стрит. Они пулей пронеслись по Стрэфем-стрит и свернули на Витчем-стрит. Велосипед снова угрожающе накренился.
— Гони, Сильвер, гони! — закричал Билл.
— Рули, Билл! — заорал Ричи. Он чуть не наложил в штаны от страха, но тем не менее хохотал как помешанный. — Привстань, жми на педали!
Билл так и сделал — привстал в седле и, перегнувшись через руль, принялся бешено крутить педали. Глядя на его спину, удивительно широкую для двенадцатилетнего мальчика, наблюдая, как он перекладывает свой вес с педали на педаль, как размеренно движутся под спортивной курткой его плечи, Ричи уверился в том, что они неуязвимы… они будут жить вечно. Быть может, не оба, а только Билл. Он, Билл, даже не представляет себе, какой он сильный, какой надежный, верный и удивительный человек.
Между тем дома постепенно редели, интервалы между переулками становились больше.
— Гони, Сильвер! — кричал Билл, и Ричи вторил ему голосом негра Джима:
— Гони, масса Сильвер!
Теперь они проезжали мимо зеленых полей, казавшихся плоскими и бескрайними под низким серым небом. Впереди вдалеке вырисовывалась старая кирпичная станция. Справа от нее тянулся ряд складских построек из гофрированного железа. Сильвер перескочил сначала через одно железнодорожное полотно, затем через другое.
Вправо уходила Ниболт-стрит. Под дорожным указателем с названием улицы была прибита табличка с надписью «Депо».
Табличка покосилась и сильно заржавела. Чуть ниже на желтом щите черными буквами было написано «Тупик» — своего рода комментарий к слову «Депо».
Билл свернул на Ниболт-стрит, въехал на тротуар и нажал на тормоз.
— Отсюда п-пройдем п-пешком.
Ричи соскочил с багажника, испытывая смешанное чувство радости и сожаления.
— Ладно, пошли.
Они двинулись по тротуару, асфальт потрескался и местами порос травой. Дизель, работавший в депо, на какое-то время стих, затем снова затарахтел. Несколько раз звучала металлическая музыка сцеплений.
— Боишься? — спросил Ричи.
Билл, толкавший рукой Сильвера, на мгновение обернулся и кивнул в ответ:
— Боюсь. А ты?
— Не то слово, — отозвался Ричи.
Билл рассказал Ричи, что накануне расспрашивал отца про Ниболт-стрит. Как выяснилось, на этой улице до 45-го года проживали машинисты, инженеры, кондукторы, стрелочники и носильщики. Когда построили депо, улица пришла в упадок. Действительно, по мере приближения к нему дома попадались все реже, обшарпанные, грязные, убогие. Последние три-четыре здания по обе стороны пустовали, окна были заколочены, дворы поросли травой. На веранде одного из них висела на веревке табличка «Продается». Ричи показалось, что ей, должно быть, тысяча лет. Тротуар оборвался, теперь они шагали по тропе, местами поросшей сорняками.
Билл остановился, показал на дом и еле слышно проговорил:
— Вот он.
Строение № 29 когда-то было опрятным кирпичным домиком под черепичной крышей. «Быть может, — подумал Ричи, — здесь жил инженер, холостяк, не признававший обычных брюк; он, вероятно, ходил на работу в джинсах, держал в гардеробе кучу перчаток и штук пять кепок, дома бывал лишь изредка. Дважды в месяц отдыхал по три-четыре дня и под звуки радио копался в своем огороде. Ел в основном жареную пищу — никаких овощей, а теми, что выращивал, угощал друзей. А по вечерам, когда за окном гулял ветер, думал о своей любовнице».
Теперь же красная краска поблекла и местами облупилась, обнажив на дереве уродливые пятна, похожие на болячки. Окна смотрели пустыми слепыми глазницами. По бокам дома разрослись сорняки. Слева, в буйных зарослях кустов, покосился, словно пьяный, высокий дощатый забор, некогда поражавший своей чистотой и опрятностью, а теперь посеревший и почти слившийся по цвету с низкими небесами. На полпути к этому забору виднелись заросли огромных подсолнухов — самый большой достигал в высоту пяти футов. «Вид у них какой-то надменный, надутый, омерзительный», — подумал Ричи. Ветер зашевелил их головы, и они, кивая, казалось, говорили: «А, мальчики пришли. Хорошо. Еще мальчики. Наши мальчики». Ричи нервно поежился.
Пока Билл аккуратно приставлял велосипед к вязу, Ричи оглядел дом. Он заметил, что из густой травы у веранды торчит какое-то колесо, и указал на него Биллу. Билл кивнул. Это был опрокинутый трехколесный велосипед, про который рассказывал Эдди.
Они посмотрели в обе стороны Ниболт-стрит. Тарахтевший дизель замолк, затем снова подал голос. Звук, казалось, повис в облаках. Улица была совершенно пустынна. Лишь время от времени с шоссе доносилось гудение машин, но Ричи их не видел.
Тарахтенье дизеля то отдалялось, то нарастало. Огромные подсолнухи умудренно кивали: «А, мальчики. Свеженькие, хорошие мальчики. Наши мальчики».
— Т-ты готов? — спросил Билл, и Ричи чуть не подпрыгнул от неожиданности.
