В поисках ответа Эф осмотрел старую пивную. Кругом были картинки и разного рода предметы, накопившиеся за полуторавековую историю заведения, — они висели на стенах, громоздились на полках за стойкой. Портреты Линкольна, Гарфилда, Мак-Кинли, бюст Джона Фицдже-ральда Кеннеди — все подряд президенты, павшие от рук убийц. На стене, среди таких безделиц, как мушкет, кружечка для бритвенного крема и некрологи в рамках, висел маленький серебряный кинжал.
Рядом — табличка: «Мы были здесь еще до вашего рождения».
Эф метнулся за барную стойку. Ногами он разбросал опилки, скрывавшие под собой массивное кольцо, утопленное в траченную временем деревянную крышку люка.
Подскочивший сбоку Фет помог Эфу поднять ее.
Вонь, ударившая снизу, поведала Эфу и Василию все, что им хотелось узнать. Аммиак.
Едкий, свежий запах нашатыря.
Директор Барнс, все еще сидя в углу, подал голос:
— Они все равно пойдут за вами.
— Если принять в расчет запах, я бы им это не порекомендовал, — сказал Фет, начиная спускаться первым.
— Эверетт, — обратился к директору Эф, включая лампу черного света, перед тем как отправиться вслед за Фетом. — На тот случай, если все еще остается какое-то недо-
понимание, позвольте мне выразиться предельно ясно. Я увольняюсь.
Эф спустился за Фетом на дно подвала. Его лампа озаряла складское помещение, расположенное под пивной, неземным индиговым светом. Фет протянул руку, чтобы закрыть люк над головой.
— Оставь, — буркнул Эф. — Если Барнс такая сволочь, как я о нем думаю, он уже во всю прыть мчит к дверям.
Фет внял совету, и люк остался открытым.
Потолок в подвале был низкий. Проход загромождала рухлядь, копившаяся тут десятилетиями: старые бочки, большие и маленькие, поломанные стулья, пустые стеллажи для стеклянной посуды, древняя посудомоечная машина промышленного образца... Фет обтянул лодыжки и запястья толстыми резиновыми манжетами — этому он научился в прошлые времена, когда ставил крысиные ловушки в квартирах, наводненных полчищами тараканов: опыт дался ему нелегким путем. Несколько манжет Василий протянул Эфу.
— От червей, — сказал он, наглухо застегивая молнию на кармане комбинезона.
Эф прошел через подвал, осторожно ступая по каменному полу, и открыл боковую дверцу, ведущую в морозильную камеру, сейчас, конечно же, не холодную, а теплую. Камера была пуста.
Чуть дальше располагалась деревянная дверь со старой овальной ручкой-набалдашником. Пыль на полу перед дверью кто-то потревожил: от порога веером расходились полосы. Фет кивнул, и Эф рывком распахнул дверь.
Главное — не колебаться. Главное — не думать. Эф давно научился этому. Никоим образом нельзя дать им время, чтобы они включили групповой инстинкт и исполнились предвкушением — так уж они были устроены, что кто-то один обязательно пожертвует собой, лишь бы остальные получили шанс добраться до тебя. У этих тварей жала, длина которых достигает полутора-двух метров, и еще у них потрясающее ночное зрение, поэтому ты ни на секунду — ни на секунду! — не должен останавливаться, пока не истребишь всех монстров до последнего.
Самое уязвимое место у них — это шея, так же как для вампиров самое удобное место на теле жертвы — горло. Перережь шейный отдел позвоночника — и ты уничтожишь все тело, а заодно и тварь, которую оно в себе носит. Если вампир теряет много своей белой крови, это приводит к тому же результату, хотя кровопускание как способ убийства более опасно: капиллярные черви, оказавшись снаружи, продолжают жить вне тела и снуют в поисках человеческой плоти, дабы вторгнуться в нее. Вот почему Фет предпочитал обтягивать лодыжки и запястья резиновыми манжетами.
Первых двух вампиров Эф уничтожил способом, который уже не раз доказал свою эффективность: сначала сунуть в рожу синюю лампу, на манер факела, чтобы тварь попятилась, затем изолировать ее, отогнав и прижав к стене, и лишь потом приблизиться, чтобы нанести coup de grace1. Оружие из серебра действительно серьезно ранит вампиров и вызывает у них то, что можно считать эквивалентом человеческой боли, а ультрафиолетовый свет прожигает их ДНК, как пламя.
Фет использовал гвоздезабивной пистолет — он вколачивал в лица вампиров серебряные гвозди, чтобы ослепить или хотя бы дезориентировать их, а затем протыкал их раздутые глотки. На мокром полу извивались высвободившиеся черви.
Пока Эф убивал одних червей ультрафиолетом, другие встречали свою смерть под жесткими подошвами Фетовых башмаков. Растоптав немалое количество этих созданий, Василий собрал останки в небольшую баночку, которую достал из ящика.
— Это для старика, — пояснил он и продолжил бойню.
Когда они вытесняли вампиров в соседнее помещение, из бара над их головами донеслись звуки множества шагов и мужские голоса.
Внезапно рядом с Эфом появился вынырнувший откуда-то вампир — на нем все еще был барменский фартук — со страшно выпученными голодными глазами. Эф наотмашь саданул по твари мечом, а затем отогнал синей лампой. С каждой новой схваткой Эф набирался опыта — он учился подавлять в себе свойственную врачам склонность к милосердию. Вампир забился в угол и жалостно защелкал зубами, но Эф подошел и прикончил его.
Еще два, может быть, три вампира выскочили в дальнюю дверь, едва завидев приближение индигового света. Но горстка все же осталась — они забились под разломанные полки и приготовилась к атаке.
Фет встал рядом с Эфом, держа наготове лампу. Эф двинулся было к вампирам, но Василий удержал его за руку. Эф уже тяжело дышал, а крысолов был спокоен, деловит, сосредоточен и действовал без малейших признаков беспокойства.
— Погоди, — сказал Фет. — Оставь их для фэбээровских дружков Барнса.
Отдав должное идее Василия, Эф отступил от вампиров, по-прежнему целя в них лампой.
— А теперь что? — спросил он.
— Остальные убежали. Там должен быть выход. Эф взглянул на дальнюю дверь.
— Дай бог, чтобы ты оказался прав, — молвил он.
Фет первым направился в подземелье, идя по следу высохшей мочи, которая призрачно светилась под лучом синей лампы. Из помещений под баром путь шел через целую серию подвалов, соединенных между собой вручную выкопанными тоннелями. Нашатырные следы вели в самых разных направлениях. Фет выбрал одну из трасс, уходившую в боковой тоннель.
— Мне это нравится, — сказал он, остановившись, чтобы оббить грязь с башмаков. — Все равно что охота на крыс. Там вот так же идешь по следу. С ультрафиолетом даже проще.
— Но как они прознали про эти маршруты? — подивился Эф.
— Они тут трудились не покладая рук. Разведывали ходы, искали пропитание. Ты когда-нибудь слышал такое название — Волстедская сеть?
— Волстедская сеть? Как Волстедский акт? Ты имеешь в виду сухой закон?
— Нуда. Тогда ресторанам, барам, всяким ночным заведениям, где нелегально продавали спиртное, пришлось открыть свои подвалы, чтобы уйти в подполье в буквальном смысле. Это город, который постоянно достраивает сам себя. Вообрази, что все подвалы и подземные помещения соединены тоннелями, акведуками, трубами старых коммуникаций... Поговаривают, что можно переходить из квартала в квартал, из района в район, вообще не поднимаясь на поверхность. Из любой точки города в любую другую точку...
— Дом Боливара! — Эф вспомнил о рок-звезде, одном из четырех выживших пассажиров с рейса 753. Габриэль Боливар выбрал себе для жилья старое бутлегерское заведение, под которым был обустроен тайный винный погреб, имевший выход в сеть подземных тоннелей.
Они миновали еще один боковой тоннель. Эф оглянулся, проверяя, нет ли погони.
— Откуда ты знаешь, куда нам идти? — спросил он Василия.
Фет показал на еще один бродяжнический знак, процарапанный в камне — возможно, затвердевшим, как коготь, ногтем какой-нибудь твари.
— Что-то за этим кроется, — сказал он. — Как пить дать. Но держу пари, что платформа «Паромной петли» не более чем в двух кварталах отсюда.
Назарет, Пенсильвания
Августин...
Августин Элисальде поднялся на ноги. Он стоял в вареве абсолютной темноты. В кромешном, осязаемом чернильном мраке, лишенном даже намека на проблеск света. Типа космоса, только без звезд. Он поморгал, желая удостовериться, что глаза открыты. И они таки были открыты. Никаких изменений.
Это смерть? Нигде на белом свете не может быть так темно.
Должно быть, смерть. Так и есть. Он, бля, помер.
Или... может, они уже обратили его? Может, он теперь вампир? Тело отобрали, а эта старая его часть, та, что думает, заперта в темноте мозга, как пленник, которого держат на чердаке. Может, прохлада, которую он ощущал, и твердость пола под ногами — всего лишь проделки ума, возмещающего отсутствие ощущений, и он навсегда замурован внутри собственной головы?