– Лейтенант Вердад, – проговорила она, – безусловно, самым логичным объяснением будет то, что, несмотря на уверения доктора Корделла, тело было просто положено не на то место. – И худой, как аист, патологоанатом, и Рональд Тескане энергично запротестовали. Она спокойно, но твердо перебила их: – А может, это подростки сыграли такую дикую шутку. Студенты. Обряд посвящения или что-то еще. Они и на худшее способны.
– Полагаю, ответ на этот вопрос я уже знаю, – вмешался Бен. – Но, возможно, доктор Либен не был мертв? Может, его состояние было неверно оценено? Возможно, он ушел отсюда в беспамятстве?
– Нет, нет и нет, – пробормотал побледневший Тескане, покрываясь потом, несмотря на холод.
– Невозможно, – одновременно с ним произнес доктор Корделл. – Я его сам видел. Обширная травма головы. Абсолютно никаких признаков жизни.
Но это дикое предположение неожиданно заинтересовало Вердада.
– Разве доктору Либену не была оказана медицинская помощь сразу после несчастного случая? – спросил он.
– Фельдшерами, – ответил Корделл.
– Высококвалифицированные и опытные работники, – поддержал его Тескане, утирая полное лицо носовым платком. Он быстро подсчитывал в уме разницу между штрафом за недосмотр в морге и значительно более крупной суммой, которую придется выложить городу, если в суде выяснится, что фельдшера были некомпетентны. – В любых обстоятельствах они никогда, никогда ошибочно не объявят живого человека мертвым.
– Первое – сердце не билось, – Корделл подсчитывал признаки смерти по пальцам, столь длинным и гибким, что они вполне могли принадлежать пианисту, а не патологоанатому. – Электрокардиограф, который подключили фельдшера, показал совершенно прямую линию. Второе – он не дышал. Третье – температура тела непрерывно падала.
– Вне всякого сомнения, мертв, – пробормотал Тескане.
Лейтенант Вердад теперь разглядывал адвоката и главного патологоанатома точно так же, как несколько минут назад Рейчел: тем же ястребиным взором и с тем же полным отсутствием всякого выражения на лице. Скорее всего он не думал, что Тескане и Корделл, равно как и фельдшера, пытаются скрыть какой-то свой недосмотр или небрежность. Но собственная натура и жизненный опыт вынуждали его подозревать каждого, если на то были хотя бы малейшие основания.
Поморщившись при словах Тескане, Корделл продолжал:
– Четвертое – абсолютно никакой мозговой деятельности. У нас тут в морге есть энцефалограф. Мы часто им пользуемся для окончательной проверки. Я завел здесь такое правило, когда принял дела. Как только доктора Либена привезли сюда, он был немедленно подключен к этой машине, и все линии были совершенно прямыми. Я сам присутствовал и видел ленту. Смерть мозга. Есть единственный общепринятый критерий, по которому человек признается мертвым, а именно: если осматривающий его врач устанавливает полную остановку сердца и смерть мозга. Зрачки доктора Либена не сокращались при ярком свете. Отсутствовало дыхание. Мне очень жаль, миссис Либен, но ваш муж был мертв, как и любой другой в подобном состоянии, и я готов поручиться за это моей репутацией.
Рейчел и не сомневалась, что Эрик был мертв. Она же помнила его невидящие, неморгающие глаза, когда он лежал на забрызганной кровью мостовой. Она видела совершенно четко глубокую вмятину, начинавшуюся от уха и достигавшую виска, раздробленные кости. Однако она была признательна Бену за то, что он, сам того не желая, все запутал и повел детективов еще по одному ложному следу.
– Я уверена, что он был мертв, – подтвердила она. – Я в этом не сомневаюсь. Я видела его там, где произошел несчастный случай, и знаю, что ошибки в диагнозе быть не могло.
Корделл и Тескане явно почувствовали облегчение.
Пожав плечами, Вердад заметил:
– Ну тогда мы можем отбросить это предположение. Но Рейчел понимала, что коль скоро идея ошибочного диагноза застряла в головах у полицейских, они потратят время и силы, чтобы ее как следует проверить, а это именно то, что ей нужно. Отсрочка. К этому она стремилась. Тянуть, медлить, запутывать. Ей требовалось время, чтобы подтвердить свои худшие подозрения и придумать, как защитить себя от грозящей опасности.
Лейтенант Вердад провел Рейчел мимо трех закрытых тел к пустой каталке, на которой валялась смятая простыня. Там же лежала бирка из плотного картона с обрывками покрытой хлорвинилом проволоки. Бирка была тоже смята.
– Боюсь, это все, что у нас осталось. Вот эта каталка и бирка, которая была привязана к ноге доктора. – Стоя всего в нескольких дюймах от Рейчел, детектив смотрел на нее жестким взглядом карих глаз, в которых, как и на его лице, нельзя было ничего прочитать. – Теперь объясните мне, зачем вору, укравшему тело, не важно из каких соображений, было тратить время на отвязывание бирки с ноги умершего?
Она покачала головой:
– Не имею ни малейшего представления.
– Вор должен был опасаться, что его могут поймать. Спешить. И он тратил драгоценные секунды на отвязывание бирки.
– Полное безумие, – заметила она дрожащим голосом.
– Да, безумие, – согласился Вердад.
– Но ведь и вся эта история – безумие.
– Да.
Рейчел посмотрела на смятую и слегка испачканную кровью простыню, представила себе, как она укрывает холодное и нагое тело ее мужа, и невольно вздрогнула.
– Ну, хватит, – заявил Бен, обнимая ее за плечи, чтобы согреть и поддержать. – Пошли-ка отсюда ко всем чертям.
Эверетт Корделл и Рональд Тескане проводили Рейчел и Бена до лифта в подземном гараже, всю дорогу стараясь доказать полное отсутствие вины со стороны морга и города в исчезновении тела. Их не успокаивали ее неоднократные заверения, что она не собирается подавать ни на кого в суд. Ей необходимо было о стольком подумать и побеспокоиться, что не оставалось ни сил, ни желания уверять их, что у нее нет никаких дурных намерений. Хотелось только, чтобы они от нее отстали и дали ей возможность заняться куда более срочными делами.
Когда наконец закрывшаяся дверь лифта отделила их от тощего патологоанатома и толстого адвоката, Бен сказал:
– Что касается меня, я бы обязательно подал на них в суд.
– Исковые заявления, судебные процессы, встречи для обсуждения стратегии ведения дела, залы заседаний – тоска зеленая, – отозвалась Рейчел. Она открыла сумочку. Лифт продолжал подниматься.
– А этот Вердад – крутой сукин сын, верно? – заметил Бен.
– Просто выполняет свои обязанности, я так думаю. – Рейчел достала из сумочки пистолет тридцать второго калибра.
Бен, занятый наблюдением за мелькающими цифрами на табло над дверью, не сразу заметил пистолет.
