— Хм…
Пока мы разговаривали (а длилось это всего ничего), откуда ни возьмись набежали тучи. Я лишь успел удивиться, чего это за окном потемнело. Небо затянуло от края до края. Вскоре стал накрапывать дождик. Через минуту он хлынул как из ведра. Кафе стало заполняться вымокшими прохожими. От жары не осталось и следа, из дверей потянуло холодом. Дождь не думал прекращаться, чувствовалось, что это всерьёз и надолго.
Я посмотрел на девушку. Танука сидела как ни в чём не бывало, потягивая кофе. Мне вдруг опять дико захотелось её сфотографировать. Но тут она решительно поставила на блюдечко опустевшую чашку, сняла очки и заглянула мне в глаза.
— Я хочу попросить тебя кое о чём, — твёрдо сказала она. — Только обещай сделать, что я попрошу. Обещаешь?
— Нет, — мгновенно отозвался я.
— Это почему?
— По кочану, — отрезал я и пояснил: — Когда-то я взял за правило не обещать авансом ничего и никому, особенно женщинам. Бог знает что ты можешь от меня потребовать — прыгнуть с камского моста, достать тебе дури, замочить кого-нибудь, луну с неба снять… Я слишком плохо тебя знаю. Не буду ничего тебе обещать: так и так придётся брать слова назад, а я этого терпеть не могу. Говори, в чём дело, тогда я, может быть, подумаю.
Девица задумчиво покусала дужку очков, потом тряхнула головой и решилась:
— Ладно. Как скажешь. Я хочу, чтоб ты несколько дней провёл со мной.
Я опешил и замер. Даже чашку не донёс до губ.
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался я.
— В самом прямом, — ответила Танука, не сводя с меня пристального взгляда тёмных глаз. — Куда я, туда и ты.
— О как!.. — изумился я. — И сколько это будет продолжаться?
— Я не знаю. Несколько дней.
— Нет, сколько именно? — продолжал я наседать на неё с таким упорством, что посетители стали коситься в нашу сторону. За окном по-прежнему лило. — Неделю? Месяц? Сколько?
— Жан, я не знаю. — Мне показалось, в голосе девушки возникли усталость и надлом. — Правда. Только… мне это надо.
— А мне оно надо? — возразил я. — Ты обо мне подумала? У меня, между прочим, работа. Да и тебя я не знаю почти. Мало ли что ты задумала.
— Не злись, — осадила она меня и резонно добавила: — Я тебя, между прочим, тоже почти не знаю. Только Игнат умер. И я его тоже почти не знала. Но те SMS пришли мне и тебе. Я обзвонила всех своих знакомых — никому не приходили больше. Я тебя сегодня искала, чтоб это сказать.
Я помолчал. Всё это попахивало тяжёлым бредом. Ну, допустим, получил я те сообщения. Каждый может их получить, что с того? Некий резон в этом мог быть, если у девушки есть внятный план что делать и цель, которой требуется достичь. Я не видел ни того ни другого. «Побудь со мной» — этого явно недостаточно, я на такие штучки не клюю.
— Во всём должен быть смысл, — сказал я. — Чего ты думаешь этим добиться? Игната не вернёшь, делом занялась милиция. Даже если они ничего не разнюхают, путаться у них под ногами — дело поганое… На фиг я тебе? Чего ты хочешь?
— Правды, — сказала та. — Я хочу узнать, что случилось. А потом… — Тут она замялась и неопределённо закончила: — Зависит от многого. Там видно будет.
Я молчал.
— Ну?
Я молчал. Я будто в один миг снова оказался в том сне, под водой, и от того, в какую сторону я направлюсь, куда качнусь, вверх или вниз, будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь. Чувство было таким острым и мучительным, что захотелось застонать. В словах этой девицы таилась странная уверенность, мне совершенно непонятная. Она опять недоговаривала, что-то скрывала. Но с другой стороны, только дурак открывает сразу все карты. Мы играли втёмную, но она хотя бы знала, во что мы играем. А вот с моей стороны полные непонятки.
— Ладно, — сказал я. — Я согласен. Только не жди от меня многого. Несколько дней — потом я уйду. У меня, знаешь ли, своя жизнь.
— Я не стану тебя удерживать, — успокоила меня Танука. — Ты сам решишь, уйти тебе или нет. Это я тебе обещаю.
Дождь за окном продолжал хлестать. Город словно принакрыли свинцовой крышкой — так непроглядны были тучи. По стёклам струились потоки. У меня возникло ощущение, что я учусь дышать под водой.
* * *
За капучино заплатил я — мне показалось, так будет правильно. В конце концов, я ведь согласился «побыть с ней», а это налагает на парня определённые обязанности — мы, слава богу, пока ещё не в Америке, где, расплатившись за подружку в магазине, рискуешь угодить в тюрьму за харресмент.
Снаружи оказалось не только сыро, но и холодно — к дождю добавился ветер, я мгновенно промок. Тануке в куртке сырость была по барабану. Надо же… Пожалуй, её советами не стоило пренебрегать. Я хотел заехать домой, взять зонт и плащ, но Танука не позволила: «нет времени». Как только мы заключили договор, девушка сразу сделалась сосредоточенной и не собиралась терять ни минуты. Я совершенно не понимал причин такой спешки, но объяснять что-либо она отказалась. Я купил на лотке синий одноразовый китайский дождевик, похожий на мешок для мусора, и напялил его поверх всего.
Дождь словно стёр все краски, город выглядел как размытая акварель, казалось, ещё пара часов — и он превратится в бесформенные и бесцветные пятна, а потом исчезнет совсем. Мы стояли под козырьком остановки и ждали автобуса.
— Куда мы? — спросил я и не узнал своего голоса.
— На Пролетарку, — ответила девушка. — Там Сито живёт.
— Какое ещё сито?!
— Аркадий Ситников. Ты должен с ним поговорить.
— Это ещё зачем? — насторожился я. — Он кто?
— Он музыкант, — пояснила Танука, — преподаёт гитару. Он половину наших гитаристов обучал, ты должен его знать. Поговори с ним насчёт Игната.
— А Игнат у него учился?
Девушка повернулась ко мне. Смотрела она куда-то сквозь меня.
— Не знаю, — задумчиво сказала она. — Может быть… Не знаю. Но лучше начать с него.
— А почему я? Что «начать»? О чём я должен с ним говорить? Об этом чёртовом «звуке»?
— Парень парню больше скажет, — с неожиданным цинизмом заявила Танука. — А говорить… о чём хочешь говори. Я просто хочу посмотреть и послушать, что он тебе скажет и что ты ему скажешь.
Вот так-так! Такого поворота я не ожидал и слегка растерялся, а потому безропотно позволил затащить себя в автобус и до самой Камы не произнёс ни слова. В молчании мы переехали мост. А на той стороне Танука вдруг повернулась ко мне и спросила:
— Тебе когда-нибудь хотелось кого-нибудь убить?
— Бывало, — с нарочитой серьёзностью признался я. — Когда свежую попсу неделями в ларьках гоняют, хочется зарезать авторов. Прямо так взял бы — и зарезал.
