– Ты, наверное, не в первый раз задаешься вопросом «что со мной происходит», да? – продолжал пес, – так вот, все это из-за меня!
Маленький песик начал стремительно расти, теперь он не был больше комком шерсти, теперь он напоминал огромного волкодава! Злого, беспощадного и явно голодного!
– За что барыня приказала меня утопить? Почему все поместье меня не любило?! Они виновны! Они должны умереть? – рычал волкодав, – и они умрут!
Огромные лапы взрыли землю и в следующий момент мощные челюсти сомкнулись на шее несчастного путника…
Герасим остался лежать в лесу, истекая кровью, а оборотень двинулся по направлению к поместью…
Барыня спала крепким сном, уютно укутавшись и теплый плед. Ей снился дивный сон, будто она бежит по цветущему лугу, а сзади… собака?!
Барыня проснулась. В окно тарабанил начавшейся дождь, и ей стало не по себе. Подойдя к большому окну, она попыталась закрыть распахнувшуюся форточку, но не смогла.
В оконный проем будто влетел ураган, превратив его в битые осколки стекла и раскуроченную раму. Барыня упала на пол. Мохнатые ноги приблизились к ее лицу, огромная рука схватила ее за шею и подняла над собой.
Первобытный страх сковал сознание барыни, и в следующий момент она потеряла сознание. Обнажив острые клыки, волкодав уже было хотел отомстить за столь неправильное обращение к нему, но тут его внимание привлекло движение.
Герасим стоял возле разбитого окна, бледный как смерть с острыми клыками и красными глазами. Он зол и без тени сомнения бросился на Му-му.
Схватив огромного монстра за туловище, Герасим бросил его к окну. Волкодав пытался, сопротивляется и даже несколько раз укусил за тело Герасима, но тот и не подумал отступать. Одним мощным ударом в живот Герасим отправил его в полет – выбросил с окна.
Лучи восходящего солнца упали на оборотня, превратив его в серый пепел. Все было кончено.
Герасим положил барыню на кровать. Свет робко заглянул в комнату, лучи весело забегали по Герасиму, после чего его настигла та же участь, что и Му-му…
Утро. Лес только начал потихоньку просыпаться от ночного умиротворения. Все вокруг медленно, но уверенно наполнилось жизненной силой. Солнечные лучи проникли сквозь кроны деревьев и осветили блестящую от росы траву. Птицы радостно запели, приветствуя рождение нового дня. Вдохнув удивительный аромат природы, я сбросил рюкзак и тубус на землю и уселся на пенек.
«Благодать…»
На ветку дерева, справа от меня, сел черноголовый щегол.
«Необычайной красоты птица!»
Птаха повернула красно-черную голову и несколько секунд смотрела на меня. Расправив бежевые, с желтыми и темно-коричневыми полосками крылья, она легко спрыгнула на ветку пониже. Аккуратно, чтобы не вспугнуть птицу, я вынул из тубуса ватман и несколько карандашей. Поглядывая на щегла, начал неспешно рисовать, чувствуя, что это будет очередной шедевр.
Из ближайшего куста раздалось тихое шуршание, на полянку вылез ёж. Колючий гость, увидев меня, зашипел и свернулся в клубок. Через несколько минут зверек, осознав, что ему не желают зла, опасливо высунул мордочку из-под иголок.
Я улыбнулся.
«Благодать…»
Ничто, а главное никто не мешал духовной концентрации. Полностью расслабившись, я попытался уловить гармонию мира. Птицы продолжали петь на все лады, создавая неповторимую мелодию леса.
Черно-красная голова пернатой музы напомнила смешную вязаную шапку соседки по лестничной площадке. Утром я столкнулся с Анной в подъезде. Ее мопс обнюхал мои кроссовки и зарычал для вида. А я, как дурак, засмотрелся на красивый, с небольшой горбинкой, носик девушки. А потом, за что-то извинившись, торопливо ретировался. Девушка наверняка подумала, что я псих.
Наверное, так подумала и Светка, когда ушла от меня. Пустые полки, и тоскливое ощущение потери встретили меня однажды утром. Попытки вернуть Светлану разбились о холодное равнодушие. Я думал, что она начнет ругаться, как за несколько месяцев до ухода, но нет. Просто безразличие. Последний скандал, из-за того что я забыл развесить белье после стирки, сильно разозлил меня. Она словно не слышала объяснения. А я всего лишь был занят доработкой картины…
«Так не отвлекаться!»
Линия крыла вышла немного длиннее. Стараясь не напачкать, стер излишек.
Птица продолжала весело скакать с ветки на ветку, лишь изредка замирая, теребя острым клювом аккуратные перышки. Я рисовал, забыв про все. Ватман привычно превратился в безграничное поле, которое нуждалось в содержимом. Мир не терпит пустоты. Карандаш, плавно скользил, оставляя причудливые линии, взятые из окружающего леса. Я, словно слился с природой: здесь не было ни времени, ни будильника на телефоне, ни хлопот, только холст и карандаш…
Я стремился выхватить все оттенки цветов, глубину красок, гений природы, чтобы ни одно дыхание бурного потока жизни не прошло мимо картины.
Шорох!
Я вскинул голову и замер.
Этот звук был посторонним в идеальной гармонии мира. Этот звук сулил тревоги и печали человеческого присутствия.
«А может, упала давно иссохшая ветка?»
Еще шорох! Теперь уже ближе.
Возле пенька, в кустах, раздалось рычание. Птица, сидевшая на ветке, улетела в утреннее небо, прихватив с собой остатки вдохновения. Серый поджарый пес выскочил на поляну и, зарычал, припав на мощные передние лапы. Осколки гармонии разлетелись с появлением хозяина собаки.
Мужчина лет пятидесяти, невысокого роста с аккуратной седой бородкой успокаивающе потрепал своего пса за ухом. Сняв синюю кепку, он устало вытер выступивший на лбу пот.
Светлая камуфляжная куртка, темно-коричневые штаны и резиновые сапоги выдавали в нем типичного охотника. К поясу за задние лапы была привязана тушка зайца с запекшейся кровью на боку. За спиной виднелся ствол ружья.
Я поджал губы и предпочел демонстративно вернуться к работе. Охотник, словно не заметив моего поведения, достал из небольшого рюкзака теплую подстилку и, постелив, уселся на землю прямо передо мной:
– Не против компании? А то, всю ночь ходил, устал.
Мужчина с довольным лицом потянулся до хруста и громко зевнул.
«Так, гармония мира, не отвлекаться…»
– Слушай, пацан, а чего ты там рисуешь? – опять подал голос новоявленный гость.
Я продолжал молча сидеть, хмуро рассматривая то эскиз, то ветки дерева.
– У меня жена веер с такой же мазней на выставке купила, – охотник, аккуратно положил ружье рядом с собой. Тушку зайца он предпочел убрать за спину, – на кухне повесила, мол, красиво. Столько денег потратила…
– Мазней? – раздраженно перебил я. – Да вы хоть знаете, сколько в это труда вкладывается? Вы, наверное, даже не подозреваете, что «Хуа Няо», один из самых древних китайских жанров живописи. Люди веками совершенствовали и оттачивали его.
