Кино вдобавок становилось дурацким – похоже, Мозгляка и Посла не брали пули. У меня даже мысли не возникло проверить это, развернув ствол в их сторону, – я кто угодно, но не предатель. Поскольку Мозгляк точно был существом из рыхлой изнеженной плоти, то оставалось приписать Судейскому сверхъестественные свойства. Заговоренный он, что ли? И наш босс, очутившись под незримым пуленепробиваемым колпаком, выглядел совсем неплохо.
Таким образом, слепая вера в неуязвимость Судейских получила неожиданное подтверждение. А моя надежда погулять по Зоне еще годик угасла окончательно.
Толстяк раздразнил парней своим безмятежным видом. Они дрались словно дьяволы. Даже я вместо обреченности вдруг почувствовал что-то похожее на давно забытую отрешенность – холодную и расчетливую. Совсем как в прошлой жизни, когда звенели клинки…
Сквозь слитный грохот пальбы и ватные пробки временной глухоты донесся яростный визг Гыдла: «Тащи магазины, твою мать!!!» Судя по всему, долго ждать ему не пришлось. Пулеметная очередь проделала огромную брешь в надвигавшейся шеренге компов; уцелевших я завалил в непосредственной близости от вагона. Но на крайний случай все-таки примкнул штык – ублюдки лезли напролом.
Потом пуля оторвала мне кусочек уха, а другая пробила мякоть левого плеча. При такой плотности огня я мог бы считать себя счастливчиком, правда, везение было сиюминутным. Уже почти не осталось сомнений в том, что цель компов – захватить бронепоезд. Они даже не пытались применить гранатометы. Явная нелепость (зачем им тихоходная рухлядь вроде «Ти-Рекса»?!), но задаваться отвлеченными вопросами во время боя – последнее дело. Пока нет мыслей, нет прошлого и будущего. А пока нет будущего, нет и страха за свою жизнь.
* * *
…Компов оказалось достаточно, чтобы взять нас в кольцо. На месте того, кто двигал силиконовых солдатиков, я поступил бы именно так. Поэтому атаку с тыла я воспринял как нечто само собой разумеющееся. Становилось по-настоящему жарко. Я вертелся, будто червяк на раскаленной сковородке, отстреливаясь и стараясь, чтоб самому ничего не отстрелили.
Потом заглох пулемет Гыдла. Кончились патроны. Все оказалось напрасным. Пришлось стволом отодвигать навалившиеся тела. Компы перли, как стадо жертвенных баранов. По старой памяти предпочитаю рукопашную, но поработать штыком в этот раз не довелось. Успел только приподняться – и…
Я узнал, что такое «жарко», когда в лицо ударила струя пылающей смеси из огнемета. Незабываемый ад показался мне прохладным райским уголком. За какое-то мгновение расцвел огненный плотоядный цветок, обхвативший мою голову своими лепестками, затянувший внутрь и сожравший меня.
И взорвался мрак, пронизанный чудовищной болью, и помчались несуществующие потоки света, выжигавшие остатки моих зрительных нервов…
Наверное, я визжал и пытался сорвать ногтями обугленную маску. Возможно, я даже просунул пальцы под сгоревшую плоть. Помню, что некоторое время я оставался в сознании. Невероятно, но так оно и было. Жизнь устроена подло, разве вы не знаете? Ни одна сволочь не пожалела и не пристрелила меня, ни одна шальная пуля не прилетела, чтобы оборвать мою муку.
Кажется, я бился в припадке, зажатый в тесном промежутке между шпалами и горячим днищем вагона. Черный кегельный шар с отверстиями рта и глазниц – вот все, что осталось от моей головы.
Я не жалел ее. Я хотел разбить ее.
И потерял сознание.
* * *
Я пришел в себя, но долго боялся пошевелиться, чтобы не разбудить боль. Она была уставшим палачом, отдыхавшим где-то поблизости. Прошло довольно много времени, прежде чем я понял, что больше нечему болеть.
Мозг превратился в осиное гнездо. Осы вылетали из него и возвращались обратно, ничего не принося с собой. Внешний мир исчез для меня. Я был вывернут наизнанку. Остались лишь куклы-тени, оживляемые неискоренимой памятью. Проклятие, почему вы не сожгли мою память вместе с моим лицом?!
– По-моему, неплохо получилось, – послышался голос Мозгляка.
– Чудные голубые глазки, – пошло просюсюкала Груша.
– Лучше бы вы убили его! – глухо произнесла Жасмин.
Молодец, девочка. Она одна сказала правду. Лучше бы они убили меня!
Но что еще придумали эти изобретательные свиньи? Что они сделали такого, чего я еще не видел под этим подлым солнцем и под этой подлой луной?
Однако как раз видеть-то я и не мог. Меня окружало безвидное нечто, и даже воображение не могло разделить его на мрак и свет.
Ужас перед слепотой был таким всеобъемлющим, что я и не пытался преодолеть охватившее меня оцепенение. Нестерпимые минуты! Воздух превратился в вязкую жижу, в толще которой я был обречен ползать. Я стал червем – слепым, беспомощным, безликим…
Но и в этом состоянии никчемного инвалида я пробуду недолго. Теперь я опустился в иерархии банды ниже Тоша и вполне годился для переделки в идеальную «собаку» – оставалось только прикрепить на месте сгоревшего носа специальный анализатор запахов (тоже трофейная штуковина, между прочим) и соединить его с мозгом.
Еще недавно подобное не могло почудиться мне и в ночном кошмаре – в своих зловещих снах я все-таки был самим собой, прежним Гансом, не утратившим способности к сопротивлению.
Удушливая паника. Спазмы желудка. Я выблевал все, что там оставалось.
«Ну и урод, прости Господи!» – проговорил кто-то рядом со мной.
Потом я внезапно почувствовал на своем затылке ладонь – ледяную, твердую, точную. Прикосновение Ангела было кратковременным и безболезненным. И сразу же после того, как он отнял руку, я начал видеть серую пелену, по которой пробегали черно-белые полосы.
Я не знал, что и думать. Желчь обжигала глотку. В башке возник омерзительный зуд… Я не мог отделаться от странного, неотвязного ощущения. И чем сильнее пытался избавиться от него, тем оно становилось все более убедительным.
Судейский включил мое зрение. Новое зрение.
Я запретил себе надеяться. С кандидатами в «собаки» так не шутят – слишком жестокая шутка даже для Зоны…
Постепенно мелькающие полосы приобретали различные цвета, сливались в пятна с рваными контурами, формируя неустойчивое, дрожащее изображение. Но я ведь не был контужен, и моя голова не тряслась! В памяти невольно всплыло слово «настройка». Откуда оно взялось? Точно не из прошлой жизни. Тогда почему я снова едва не захлебнулся от ужаса?
Меня «настраивали», как электронную игрушку! Мысль об этом вытеснила все прочие. Ужас отхлынул с отмелей сознания в глубину, втянул черные щупальца, холодным пауком затаился рядом с жертвой – спеленутой надеждой – и окончательно высосал ее.
