Однако едва они в конце концов нас оставили, как Лёха тут же принялся тыкать в кнопки взятого напрокат у своего свояка мобильника, и телефон ответил.
— На! — протянул он мне миниатюрную, складывающуюся, как узкий портсигар, коробочку. — Ты с ним вчера уже говорил на эту тему, так что продолжай…
Пришлось взять в руки трубку и долго и униженно уговаривать полковника Дружбайло согласиться приступить к охране нашего объекта на том условии, что первый взнос в размере указанной им накануне суммы мы ему сможем выплатить не ранее десятого-пятнадцатого июля — после того, как нами будут получены хотя бы какие-нибудь деньги от реализации первых томов издания.
— Ну ладно, — устав от этого разговора, решил поставить в нём точку собеседник. — Давайте условимся на десятом. Но только, в связи с постоянной девальвацией рубля, плата будет составлять уже не пятьсот, а тысячу долларов. Задержка выплаты вызвана по вашей вине, так что я здесь, как вы понимаете, ни при чём. О месте и времени расчёта мы договоримся поближе к условленной дате, — и моего слуха коснулись частые, как сигналы включенного счётчика, гудки.
Остаток дня мы доработали, не испытывая никакой радости от поднимающейся прямо на наших глазах кладки из готовых пачек. К тому же становилось очевидным, что места в подвале для всего собрания сочинений явно недостаточно, у нас уже сегодня негде особенно развернуться, хотя отпечатано только четыре первых тома, так что нужно срочно искать помещение для склада готовой продукции. Лёха созвонился по этому поводу со своим свояком Мишаней и тот, поразмыслив, сказал, что готов сдать нам чуть ли не задаром свою недостроенную брусовую дачу в ближнем пригороде. Работы на ней вот уже третий год как остановлены и, хрен его знает, когда смогут быть снова продолжены, а потому мы можем спокойно хранить там свои книги столько, сколько нам это понадобится. Дом сухой, крыша от дождя имеется, окна забиты досками, надо только обеспечить ему охрану, чтобы никто не разворовал нашу продукцию или не залез какой-нибудь бомж да не подпалил её вместе с домом.
На другой день Виталька попросил своего брата Шурика заняться развозкой уже готовых книг по магазинам города, и четыре дня подряд мы грузили пачки в обшарпанный Шуриков «РАФик», а потом разгружали их по книжным магазинам Красногвардейска. Несколько пачек отвезли даже в магазинчик поселка шахты № 3–3 бис, но издательская линия шпарила настолько быстро, что подвал заполнялся продукцией всё плотнее и плотнее, пачки поднимались уже почти до самого потолка, а потому мы засучили рукава и ещё три дня работали грузчиками, перевозя книги на Мишанину дачу.
— Вот видишь, — внимательно оглядев меня в один из этих послепогрузочных вечеров, констатировала Светка, — твой Кинг уже начал высасывать из тебя всю твою жизненную силу. И это — ещё не вырвавшись из-под упаковки, а представь, что будет, когда вы его выпустите на волю?
— Уже выпустили, — устало признался я. — Первые тома его собрания уже поступили в продажу. Так что можешь себе тоже купить.
— Ну уж нет! — открестилась она. — Ни за какие коврижки! Чего-чего, а содействовать своим кошельком экспансии западной масскультуры я не стану никогда.
— А моему бизнесу?
— И твоему бизнесу тоже, потому что он строится на разрушении русской ментальности и грозит опрокинуть нашу реальность в пучину инфернального кошмара. Да и вообще, пока ты тут погружён в свои коммерческие заботы, я лучше съезжу на недельку-другую в деревню к бабушке. А то живём в одном районе, а я уже и забыла, когда её последний раз видела. Кстати… — она игриво взъерошила мне волосы и заглянула в глаза. — Было бы здорово, если бы мы туда смогли отправиться вместе. Бабуля у меня — стопроцентно современный человек, без малейших комплексов. Зато у неё такой чудный сад с черешнями, и они уже, наверное, полностью созрели. А ещё там рядом есть лес и речка… И такой умопомрачительный сеновал, просто закачаешься! Ты давно ночевал под открытым небом?
— Да уж… и не помню, когда, — признался я. — Но с завтрашней ночи нам придётся по очереди сторожить дачу, на которой мы теперь складируем готовый тираж, так что у меня будет реальная возможность освежить свои воспоминания. Вот только жаль, это будет без тебя…
Светка обиженно надула губки, но ничего изменить это уже не могло. Дело есть дело и, не сумев послать Лёху на хер тогда, когда он ещё только прибежал ко мне с этой своей идеей покупки мини-издательства, нужно было теперь доводить то, что начато, до ума.
Тем более что тираж уже начал развозиться по магазинам и надо было только дождаться, когда из них потекут обратные ручейки прибыли.
Мы договорились так, что Виталька будет продолжать контролировать работу печатной линии, а мы с Лёхой пока что возьмём на себя охрану склада. Нанимать для этой цели нескольких дополнительных работников нам откровенно не хотелось — каждый из них норовил задрать свою ставку до самых неимоверных пределов, а мы уже и без того были все в долгах, как в шелках, и ещё неизвестно, окупят ли кинговские страшилки все эти наши расходы или нет.
Но как бы там ни было, а приобретенный нами за шесть с половиной тысяч долларов «Pandemonium» беспрерывно катил через себя отпечатываемые страницы книг Кинга, и на прилавках книжных магазинов города уже стояли, гипнотизируя волю покупателей, «Безнадёга», «Кэрри», «Кладбище домашних животных», «Сияющий» и другие тома его собрания сочинений. Ряд этот постоянно пополнялся, только что, к примеру, был сброшюрован и увязан в пачки сборник его рассказов «Сезон дождя», который мы тут же перевезли на дачу, и поскольку дело уже приближалось к вечеру, то я сразу же и остался его тут сторожить, сменив на этом посту скучавшего на крыльце дома с очередной дочитанной книгой в руках Лёху. Надо сказать, что он, наверное, был единственным из нас троих, кто прочитывал всё, что сходило со «стапелей» нашей печатной линии. Я после Светкиных речей да статьи Антона Северского заглядывал в кинговские романы только от случая к случаю, Виталька Великодный большой любовью к художественной литературе и раньше не отличался, а вот Лёха неожиданно для нас пристрастился к этим глупым романам ужасов и прочитывал всё, что мы печатали.
Взяв у него свояковский мобильник, я сел на ещё не остывшее после его задницы место на деревянных ступеньках и прислонился спиной к перилам.
— Ну, давай, братан! — заметно оживляясь, хлопнул он меня на прощание ладонью по колену, чего я, откровенно говоря, терпеть не выносил и, если и не тыкал ему за это каждый раз кулаком в челюсть, то только потому, что это всё-таки был не кто-нибудь, а Лёха. Я ведь хорошо знал, что «стоит пальцем тронуть Лёху, будет он полгода охать», ну а слушать его нытье и оханье не то чтобы полгода, а хотя бы даже полдня — это такая, скажу я вам, пытка, которой я не пожелал бы и врагу.
