— Вода Бешеной бухты получит их кровь. И на моей земле продолжится сытость и благоденствие.
Голос мерно рокотал и ему внимали, веря. Так сказал и так должно, ведь он Хозяин Мест. Визгом вклинился в рокот женский дрожащий голос:
— Дай нам их, владыка, дай перед смертью! Мы хотим получить множество удовольствий!
Медленно повернулось дымное лицо и темный свет упал на задранные к нему женские лица, молодое и старое, изукрашенные линиями цветной глины, с прядями свисающих на груди волос. Лица кривились от нестерпимого желания получить то, что нигде в другом месте не будет ими получено, наброситься на связанные тела и упиться безнаказанностью, потому что есть — хозяин, и он все возьмет на себя.
— Нет, — пророкотал далеким громом, и ощерились по окружности бездонного рта светящиеся зубы, — слишком жирно для вас. Нечем расплачиваться. Берите ее. Эти уйдут в бухту с чистой кровью.
Сирена рванулась к лежащей девушке, отталкивая шофера. Следом за ней поспешил незаметный охранник, на ходу раскрывая большую резную шкатулку. Витька вспомнил плоский чемоданчик, с которым не расставался охранник старухи. Сейчас в руках мужчины был предмет, состоящий из двух сущностей, одна из которых бледнела, уходя в тень. И чемоданчик, превращенный в шкатулку, в мужских руках раскрыл пасть, сверкнув уложенными в нем скальпелями, шипцами и шилами с круглыми рукоятками. Сверкание их тускнело, обволакиваясь дымом и предметы зашевелились, разевая пасти и переползая с места на место. Мужчина отталкивал их, не давая выбраться, и отдернул руку с каплями крови на рассеченной укусом ладони.
— Да! Да! — Сирена встала у разведенных ног, протягивая руку в нетерпении, — скорпиона! Давай!..
Генка рванулся, обрывая остатки стеблей с ног, и, почти падая, ударился всем телом в спину Сирены, дернул шкатулку, отшвыривая. На бугристую землю посыпались твари, щелкая клешнями и размахивая щупальцами, поползли, путаясь под босыми ногами стоящих. Кто-то вскрикнул, давя пяткой хитиновый панцирь.
И тут же перед Генкой взметнулась по знаку хозяина стена жесткой травы с лезвиями краев. Он сунул в заросли руки и, закричав, отдернул. Запах крови мешался с першащим запахом дыма. Витька, подбежавший следом, оглядываясь и щерясь на подступавших мужчин, водил глазами по сторонам, выискивая, чем бы раздвинуть мертво трещащие заросли.
— Черт, палку бы какую!
Хохотал и ревел сверху Яша, покачиваясь на черном столбе дымного тела, разглядывал двоих бешеными от радости силы глазами.
Из-за спин показалась молчавшая до сих пор Ноа. Витька крикнул с ненавистью:
— Не видишь? Мы же сгинем! Все… Да сделай же что! Помоги!
Ноа кивнула. С другой стороны, там, где бился Генка, возник Карпатый, поддел непонятным движением локти парня и, отшвырнув его от Витьки, скрутил.
— Ты не умрешь, мас-стер. Дар твоя защита.
— А она? Он?
Ноа пожала сильными плечами, сверкнув орнаментом расписанной кожи:
— Дара нет, не летают. Они — земля. Неважно, кто жив, кто умрет. А ты избран.
— Он мой! — заревел демон и качнулся вперед, накрывая их клубящейся тенью.
Ноа с Карпатым заступили Витьку, отодвигая его от остальных.
— Ты хочешь взять мастера? Хочешшшь? Иссилься! — ясный голос Ноа заставил демона замереть.
Карпатый схватил за локоть, шепнул:
— Ну, браток, сейчас мы их…
Витька вырвал руку и отступил от белого, искаженного упоением драки лица. Стоящие поодаль обнаженные фигуры, чье время двигалось по-другому, покачивались в трансе, ожидая, на чьей стороне окажется перевес. Под решеткой травы Сирена медленно ползала на коленях, догоняя вытянутого краба с длинными клешнями.
— Я без вас. Справлюсь. Сам. — Слова упали на землю и она задышала, выстреливая клубки побегов. Сказал и в одну секунду мысленно похоронил всех троих, увидев близкое будущее: длинные мучения Риты и ее монотонное «а-а-а», чистая кровь Генки в бешеной воде Бешеной бухты, он сам…
Длинные волосы подскочившей Ноа хлестнули его по лицу:
— Он силен, ты не видишь? И уже не властен над собой! Или мы вместе, или ты гибнешь, с этими вот, бесталанными. Решай!
— Решил уже! Идите вы! Не хочу, не хочу этого в себе, он тогда — Ладу. А ты? Ты была другая!..
— Дурак, то и была не я. Ты менял меня, человек!
Рык демона прервал мгновенный разговор. Приближалось сверху черное лицо и клубились вокруг руки с сотнями пальцев-червей.
— Яша…
Голос, тихий и неуверенный, пришел из темноты, где густо выросли молодые леревья и бегали, шурша, маленькие звери.
В наступившей тишине в пятно света вошла Наташа, щурясь и разглядывая все вокруг с удивлением проснувшегося в незнакомом месте человека. Длинное тело ее колебалось при каждом шаге и блики отмечали закругленные чешуины бывшего платья. У плеч чешуи становились прозрачнее и сходили на нет, врастая в кожу. Она шла маленькими шагами, делать шаг больше ей не давал подол, расчерченный серыми перьями полупрозрачного плавника.
Проходила мимо качающихся силуэтов, всматриваясь в залитые красным светом лица и стеклянные неживые глаза. Прошла рядом с Ноа, почти задев ее и не обратив внимания на смуглую разноцветную фигуру. И, так же обойдя Витьку, встала рядом с черным столбом демона, подняла вверх светлое лицо слепой.
Витька вспомнил, как на склоне холма клубился Хозяин места, пожирая принесенную ему длинную рыбу, и понял, вот сейчас тот протянет извилистые пальцы и подхватит полуженщину-полурыбу, вспарывая нежную чешую, подтянет ее к светящемуся круглому рту.
— Яни мой, Яша, — протянутая рука коснулась черного дыма. Вошла почти до плеча и дымные завитки поползли по светлому серебру кожи, захлестывая шею. Вторая рука поднялась и тоже погрузилась в зыбкую массу.
— Ты здесь. Что ты делаешь здесь? — голос демона стал тише.
Она прижалась к колеблющемуся телу, почти утопая в нем, и демон зарычал. В его рыке — недоумение и тягость, будто там, внутри крика сидело что-то и хотело вырваться. Глаза Наташи становились ярче, в них копилась боль, она видела ими что-то, погружаясь все глубже, и увиденное разгоралось на дне ее глаз, выжигая их до синевы. Продолжая обнимать черный столб, повернулась и оглядела всех, зрячими, все понявшими глазами. И под ее взглядом осока заколыхалась, показывая Риту и Сирену, мужчину, шкатулку у его ног, присевшую на корточки Людмилу Львовну, та все еще ловила сбежавших тварей.
— Нет, — сказала тихо, шелестом. И повторила голосом, налившимся силой печального знания:
— Нет! Я для того, не они. Я решила сама и согласна. Их оставь. Они любят.
