— Дженкс! — всхлипнула я, и меня затрясло от ощущения его легкого тельца у меня на ладони. Дженкса нет, Кистена нет, Айви умирает. Намеченный мною защитник пытался меня убить, но был убит сам. Ничего у меня нет. Ну совсем ничего. Нет выбора, нет вариантов, нет больше продуманных выходов из тяжелой ситуации. Прилив адреналина, поняла я на волне грубого отчаяния, был ложный бог, к которому я стремилась всю жизнь. И этот бог отнял у меня все в моей слепой погоне за ощущениями. Вся моя жизнь закончилась ничем. Всю жизнь я гонялась за острыми ощущениями, забыв о том, что важно на самом деле.
И что же мне, черт побери, осталось?
Все, кто мне дорог, мертвы. Я их искала очень долго, и знала в глубине души, что никогда не будет подобных им. Я слишком далеко ушла от своих начал, и никто не поймет, кто я такая на самом деле или, что еще важнее, кем я хочу на самом деле быть—во всей той мерзости, в которую превратилась моя жизнь. Сейчас я стала такой, на которую никто положиться не может — даже я сама. Я открыто общаюсь с демонами. Моя кровь оживляет их проклятия. Моя душа покрыта вонью их магии. Каждый раз, когда я пытаюсь творить добро, приходится плохо мне и тем, кто любит меня.
И тем, кого люблю я, подумала я сквозь слезы, туманящие глаза.
Ну, черт с ним, подумала я, нашаривая фокус в открытой коробке. Был один окончательный способ положить ему конец, и сейчас… сейчас у меня не было причин им не воспользоваться.
На меня навалилась невероятной глубины апатия, пустая и горькая. Дрожащими пальцами я вытерла глаза и отвела волосы с глаз. За краем стола суетились ноги и раздавались команды и ответы, но про меня забыли. Одинокая и отделенная от всех, я вытащила фокус из коробки, зная, что я собираюсь делать, и не испытывая по этому поводу эмоций. Да, будет больно. Может быть, это меня убьет. Но все равно ничего мне не осталось, кроме боли, и что угодно будет лучше этого. Даже забвение.
Глядя на свои руки, будто это были чьи-то чужие, я металлическим мелком начертила круг, захватывающий почти весь кафель под столом. Сердце ощущалось грудой пепла, не потревоженного силой лей-линии, и я притронулась к ней, поставив мерцающий черный щит, рассекший стол у меня над головой.
— Где Морган? — вдруг спросил Трент и его голос прорезал возбужденный говор. Я слышала литанию реанимационной бригады, но я видела, что у Айви с шеей. Она умрет, если еще не мертва. Она хотела, чтобы я спасла ее душу, и я не спасла. Айви больше нет, будто никогда и не было, не было ее улыбки, не было ее радости светлому дню.
Беспокойно шаркнули форменные туфли Эддена:
— Кто-нибудь, проверьте туалет.
Меня вопреки теплу от линии пронизало холодом, я крепче прижала к себе фокус и начертила еще три круга, пересекающиеся друг с другом и образующих четыре отсека. Я плакала, но это было не важно. Я оказалась внутри кругов. Внутри.
— Морган, — позвал Трент усталым голосом, согнувшись и обнаружив меня. — Все кончено, можете выходить из своего пузыря.
Я не ответила. У меня пальцы гудели силой, и я достала из сумки свечи, купленные надень рождения.
Бог, за что? Какого черта я тебе сделала?
У Трента лицо побелело и он сел на пол, когда полились из меня латинские слова и я зажгла свечи. Сперва белая, потом черная, и наконец желтая — желтая, как моя аура и представляющая ее. Серой у меня не было, поэтому я поставила еще одну черную в середине, уверенная, что магия получится, потому что душа у меня чернее греха. Эту я зажигать не стала. Она загорится, когда будет сплетено проклятие и судьба моя станет неотвратимой.
Квен попытался поднять Трента, не получилось — тогда он нагнулся сам.
— Храни нас Бахус! — прошептал Квен, поняв, что я делаю.
Фокус более не имел защитника, и все знают, что он у меня. Отдать его Пискари я не могу — сдох, сукин сын! Значит, надо избавиться от него иным способом. Только из-за того, что я так напартачила, нет смысла ввергать в тотальную войну то, что осталось от мира. Какая разница, черна моя душа или нет, если нет больше в мире ни любви, ни понимания, никого, с кем разделить мою жизнь. Так пусть оно все уйдет, прекратится. А что я вряд ли выживу после этого, так тем лучше.
Эдден согнулся пополам, выругался, когда обнаружил, что черное мерцание между нами — реально. Из коридора донесся протестующий голос миссис Саронг, все дальше и дальше, потому что ее уводили прочь.
— Что она делает? — спросил Эдден. — Рэйчел, что ты там делаешь?
Самоубиваюсь, вот что.
В оцепенении я поставила фокус на точку, сама встала на другую. Третий отсек, куда ляжет мой локон, был пока пуст! Я была в круге, символ связи мне не был нужен. В груди стеснилось дыхание, я собрала всю волю в кулак. Тело Дженкса лежало вне круга. Айви под зеркалом. Кистей мертв. И нет у меня причин не делать того, что делаю. Совсем нет. Суток не прошло, как Пискари вышел из тюрьмы, а он вырвал у меня все, что мне дорого. Неплохой результат. Наверное, он сильнее на меня злился, чем я думала.
— Рэйчел! — рявкнул Эдден, перекрывая распевы работников «скорой», выталкивающих сотрудников ФВБ из комнаты. — Что ты там делаешь?
— Она избавляется от фокуса, — сдавленным голосом ответил Квен.
— Так почему она этого сразу не сделала? — спросил Эдден несколько раздраженно. — Рэйчел, вылезай оттуда!
Голос Квена прозвучал без интонаций:
— Потому что для этого нужно демонское проклятие.
Эдден на секунду замолк, и я вздрогнула, когда его кулак врезался в защитный пузырь.
— Рэйчел! — воскликнул он и выругался, снова врезав в пузырь кулаком. — Вылезай! Немедленно!
Но я не могла остановиться — да и не хотела. Чуть не забыв, я коснулась пальцем кровоточащей шеи и кровью начертила некую фигуру на незажженной черной свече. До сих пор не знаю, что означает эта фигура, и теперь не узнаю уже никогда. Тишина ударила меня болью — это реаниматоры, склонившиеся над Айви, замолчали, опустив головы, и медленно отложили свое имущество.
Брызнули слезы, и я разозлилась, тронула переплетенные круги, желая наполнить их энергией. Даже не пришлось использовать слово запуска — хватило одного желания.
Эдден снова выругался, когда вокруг меня поднялись загрязненные пузыри, и я подумала, знает ли он, что золотые дуги на пересечении кругов — это вот так моя аура должна была бы выглядеть.
— Это ее убьет? — шепотом спросил Трент.
Вот и выясним, пришла мне в голову едкая мысль, потому что я не верила в свою способность удержать силу демонского проклятия. А когда меня убьют — а ведь убьют за применение демонской магии в общественном здании в присутствии достойных доверия свидетелей — сила проклятия уйдет вместе со мной. И проблема решена.
