Только сейчас я заметила, что все зеркала и витрины буфета завешены простынями. Зачем я приоткрыло одно из зеркал, ведь все равно не отражаюсь? Свою внешность буду помнить лишь по фотографиям. Я хотела было взять фото, но на стенах среди прочих портретов моего не оказалось. Не мудрено запечатлеть тающую на глазах «нежить» – не лучшая идея.
Вдруг дверь душевой медленно отворилась. Из комнаты подался густой пар. Я затаилась, чтобы не обнаружить себя. Отец тяжело вздыхал. Я не удержалась от соблазна заглянуть вовнутрь. Папа сидел на полу, склонив голову на колени. По спине стекали капли воды, изрядно намочившие трико. Он накрылся руками и тихо плакал. Сквозь редкие всхлипы он едва шевелил губами, чтобы никто не услышал его причитаний. Я же слышала все отчетливо. Он звал меня, умолял вернуться домой. Рядом на полу лежала моя фотография годовой давности. С фото на меня смотрела щупленькая темноволосая девчонка и нелепо улыбалась. Короткая челка топорщилась и неровной грядой нависла надо лбом. Я помню день, когда был сделан этот снимок. Отец тайком от бабушки подарил мне фотоаппарат и неожиданно щелкнул меня, застав врасплох.
Я не могла больше выносить его мучений. На запотевшем зеркале, которое было единственным не прикрытым, я написала: «Папа я тебя люблю. Прости меня!». Зеркало вмиг покрылось узором инея.
– Что за черт? – в недоумении произнес отец. Он поднялся на ноги и сквозь пелену слез попытался разглядеть непонятное явление. Пока он протирал глаза, я взяла фото и молнией выскочила из душевой. Я торопилась к выходу. В холле перед зеркалом крутилась Мариэтта Павловна, примеряя траурные ленты и платки, грудой сваленные на банкетке. Бабуля утешалась, как могла! Из глубины квартиры послышались ленивые шаги отца. Мне нужно как можно скорее выбираться. Я ничего иного в этот момент не придумала, как прошмыгнуть за спиной у бабушки. Она заметила проскользнувший силуэт в отражении зеркала и невольно обернулась. Мы встретились взглядами на мгновение. Она замерла, точно каменная. Я бесшумно вышла, а Зоя бесшумно замкнула дверь.
Мы торопились со всех ног убраться подальше.
Триста девяносто шесть ступеней – и пару вздохов спустя мы оказались на парковочной площадке, куда выводил запасный выход. По всему периметру парковки тоже были установлены камеры. Зоя лавировала между машинами, уворачиваясь от «всевидящих» устройств. Она не отпускала моей руки ни на секунду. Ее хватка была столь сильна, что мы двигались как единое целое. Оказавшись на улице, я, наконец, перестала трепетать, что могу быть обнаружена и узнана. Мы поспешили обратно в клуб.
Сумерки сгущались. Но город явно это не замечал. Народу поубавилось, но проспект все же безлюдным не назовешь. Вечерняя Москва завораживает своей статью и жизнью. Здесь время не делится на день или ночь, на вчера или завтра; есть лишь сейчас. Только в таком городе с его безумным ритмом и многообразием жителей могли затеряться и безмятежно существовать создания, подобные нам.
Теперь я ощущала чувство истинного удовлетворения. Достаточно вспомнить лицо бабули, которая приняла меня за привидение, и обомлела, и отца, который все-таки любил меня и оплакивал мою смерть.
– Ты совершила недопустимые вещи, – ругалась Зоя, – которые могли выдать не только наше присутствие, но и само наше существование.
– Я не нашла другого выхода, – оправдывалась я.
– Зачем ты оставила послание на зеркале? Твои письмена останутся еще очень надолго. Каждый раз, когда зеркало будет запотевать, надпись снова и снова будет проявляться.
– Это вовсе не проблема. Тамара ежедневно чистит зеркала.
– Тамара больше не работает в вашем доме.
– Почему?
Зоя многозначительно посмотрела на меня. Ей казалось, я и сама должна была понять, почему.
– После твой смерти Мариэтта Павловна сменила весь персонал. Боялась, что «прислуга» начнет шептаться за ее спиной и, чего доброго, сделают ее виновной в твоей смерти.
– А может это послание с того света, – злобно пошутила я, но Зоя даже не улыбнулась.
– Будем надеяться, что Мариэтта Павловна настолько помешана на сверхъестественном, что примет твою выходку, как знак свыше! – согласилась она на полном серьезе.
– Раньше она в церковь ходила, как в музей, лишь бы отметиться. А теперь там поселится, – съязвила я.
Шутка удалась. Зоя наконец-то сменила гнев на милость и расхохоталась. По-моему, бабушке такая «шоковая терапия» пойдет только на пользу!
Сколько помню себя, столько помню и воскресную «набожность» Мариэтты Павловны. Будние дни были заполнены светскими заботами: походы по магазинам, посещение выставок, музеев, ресторанов; встречи с подругами; и, конечно же, ежевечернее порицание непутевой внучки. И только воскресенье был единственным более или менее спокойным днем недели, когда у персонала был выходной, а бабуля с самого утра уезжала в церковь и приезжала к вечеру счастливой и богобоязненной христианкой. А после часами висела на телефоне с проповедями, обсуждая с подругами, что такое «хорошо» и что такое «плохо».
Теперь и я задумалась об этом. Моему поступку не присвоить качество «плохо» или «хорошо». Я совершила самый страшный грех, масштабы которого еще и сама до конца не осознала. Я хожу, говорю, думаю так, как будто ничего со мною и не случилось; как будто я просто сбежала из дома; как будто все, что со мной произошло за последние сутки, всего лишь приключение. Но это было лишь верхушкой айсберга. Что произойдет с моим сознанием, когда я доберусь до его основания?
– Стой! – воскликнула Зоя, придержав меня рукой. Она потащила меня в подворотню и велела замереть. Сама выдвинулась вперед, оценивая обстановку. Я ничего не могла услышать из-за городского шума. – Нам надо уходить, – Ирина подала знак, что в клубе облава.
– Как ты это узнала? До клуба еще пару кварталов.
– Вывеска мигает.
Я догадалась, что это был шифр, знак опасности. Сдержав свое любопытство и избавив Зою от расспросов, я умолкла. Ситуация наверное серьезная, раз девушка замерла, стараясь увидеть и расслышать приказы Ирины. Зоя стояла, как вкопанная, точно статуя. Даже ветер не решался потревожить ее.
– Нам нужно переждать пару часов, – вполголоса произнесла Зоя, – пока не закончится обыск.
– Это нас ищут?
– Не паникуй! – успокоила меня девушка. – Это рядовая проверка. Несколько дней назад кто-то, и мы еще не выяснили кто, устроил «пирушку», испив более двух десятков жертв. Все жертвы были обнаружены мертвыми в своих квартирах. Они не были знакомы. Их объединял лишь штамп на запястье с логотипом нашего клуба. Врачи предположили, что все жертвы были наркоманами и погибли от передозировки. В их крови были обнаружены следы легких наркотиков. Вот поэтому сюда и пришли «маски-шоу». Все бы ничего, да только среди жертв реальных наркоманов было лишь трое. Я уверена, что все подстроено. Испили тела, раны залечили, и пустили по венам токсин. Люди после такого не долго живут. Но кто и с какой целью мог нарушить кодекс?
