Просьба дочери одновременно и обрадовала и смутила Джорджа Сиборна. С одной стороны, внимание Присциллы не могло не польстить отцу, но, с другой стороны, он боялся, что не сможет работать при посторонних. Нет, дочь вовсе не была для него посторонним человеком, но в вопросах творчества существуют определённые рамки, вторжение в которые даже для членов семьи может считаться нежелательным. Мужчина взял кисть и нанёс первый мазок краски, словно попробовал блюдо на соль. Картина приняла этот штрих, и Джордж понял, что его опасения оказались напрасными. А через десять минут он и вовсе забыл о присутствии Присциллы.
Сегодня художник приступил к верхней части картины. Холст приобрёл волшебный объём, заиграл нежными переливами, а девочка, сидя позади отца, почему-то подумала, что небо, изображаемое отцом, похоже на большее синее одеяло, которое погрыз щенок, и теперь из него торчат белые клочья облаков. От такого сравнения Присцилла улыбнулась, но вслух ничего не сказала, чтобы не отвлекать художника от работы.
В какой-то момент Джорджу показалось, что кисть живёт собственной жизнью. Рука двигалась почти неосознанно, совершая неуловимые движения, призванные подарить жизнь новому произведению искусства. Со стороны трудно было бы догадаться, что этот человек не сидел перед мольбертом вот уже более двадцати лет. Краски смешивались в идеальных пропорциях и ложились на полотно именно там, где и требовалось.
Джордж Сиборн не сопротивлялся вдохновению. Он всецело подчинился высшей силе, руководящей его творческим процессом. И вот, когда фрагмент неба был практически готов, мужчина неожиданно для самого себя взял немного тёмной краски и нанёс её чуть выше линии горизонта. У него получилось нечто вроде перевёрнутой запятой.
— Что это? — не удержалась от вопроса и нарушила тишину Присцилла.
— Что? — вздрогнул от звука человеческого голоса Джордж.
— Папа, что это у тебя над горизонтом?
— Это? — художник испытал внутреннее затруднение.
"Кажется, кто-то наклал кучу", — с насмешкой прозвучал голос в голове Джорджа.
— Завтра узнаешь, — мужчина отложил кисть и обернулся к дочери.
— Но почему ты не хочешь рассказать мне сейчас?
— Пусть это будет маленькой загадкой, — улыбнулся отец.
"Кто-то наклал кучу, но пусть будет маленькой загадкой, кто именно это сделал", — внутренний голос звучал так, словно ему доставляло неимоверное удовольствие издеваться над хозяином.
— Значит, завтра ты опять будешь писать картину? — обрадовалась девочка.
— Обязательно.
На пороге веранды появилась Меррил. Она подошла к мужу и склонила голову к нему на плечо.
— Мамочка, оказывается, у папы настоящий талант! — сообщила матери Присцилла.
— Конечно, — ответила женщина и взглянула на холст. Она сразу же обратила внимание на одну непримечательную деталь, а именно на маленькую перевёрнутую запятую. Джордж перехватил взгляд жены и приготовился к очередному вопросу, но такового не последовало. Вот и славно, потому что он не хотел думать об этой куче дерьма. По крайней мере, сегодня.
После небольшого любовного приключения с женой Джордж закрыл глаза и провалился в глубокий сон. Сновидение забросило его в незнакомое место, тем не менее, показавшееся ему почему-то знакомым. Мужчина огляделся по сторонам, обнаружив себя на цветистой лужайке, отделённой от неба высоким холмом. Узнать, что там находится, можно было, только взобравшись на холм, чего Джордж Сиборн делать не торопился.
Он прикоснулся к траве и ощутил удивительное тепло, исходящее от земли. Потом Джордж снова поднял глаза и присмотрелся к ярко-голубому небу. Оно похоже на одеяло, которое разорвал щенок. Странное сравнение. И вдруг до Джорджа дошло, что он видит собственную картину. Последний восход во всём великолепии. Тут же одна мысль сменилась другой: он неверно изобразил оттенки неба. Солнце ещё не взошло, поэтому у небосвода не может быть такого цвета. Перед восходом солнца над горизонтом расцветает целая палитра оттенков, от тёмно-фиолетового до огненно-розового. В следующий раз, когда он вернётся к работе над картиной, необходимо это исправить.
И тут взгляд художника обратился к тёмному силуэту над холмом. Перевёрнутая запятая, которой он не мог дать объяснения, походила на какой-то силуэт. Джордж Сиборн испытал сильнейший приступ паники. Ему захотелось, во что бы то ни стало, быстрее убраться отсюда, чтобы не встречаться с загадочным силуэтом. В тёмном пятне таилась зловещая неизвестность. Мужчина развернулся и побежал прочь от нависшего над ним холма. Его ноги утопали в буйной зелени, но он не останавливался.
Лишь бы убежать от маленького тёмного пятна.
Лишь бы спастись от его близости.
Лишь бы…
На мгновение Джордж обернулся и обнаружил, что холм преследует его. Возможно, в мире сновидений нарушились все законы пространственной перспективы, потому что перевёрнутая запятая над горизонтом никуда не делась. Более того, мужчину потянуло обратно. Неведомая сила увлекала художника к источнику его болезненного страха, как сила тяготения заставляет вернуться назад брошенный вверх камень.
"Нет!" — испуганно воскликнул Джордж, безуспешно пытаясь ухватиться за траву.
Но тёмное пятно продолжало приближаться. Джордж уже достиг середины холма, так что через какую-нибудь минуту он сможет рассмотреть весь тот ужас, который притаился в его картине — в его ожившей картине.
"Я не хочу этого видеть!" — взмолился мужчина и закрыл глаза. Только кошмар не прекращался. Когда Джордж Сиборн снова решился посмотреть, что с ним происходит, он увидел, как под его ногами земля начала кровоточить, а зелень увяла с устрашающей быстротой. Художник знал, что это происходит из-за тёмного пятна. Чем бы оно ни было (кем бы оно ни было), его воля превратила прекрасный пейзаж в безжизненную пустыню.
— Джордж!!! — раздался громогласный голос. Он прозвучал так, будто обрушился весь ад.
— Чего вы от меня хотите? — склонил голову мужчина, не смея узреть источник голоса.
— Пятнадцать дней, Джордж! — над пустыней пронёсся сатанинский хохот. — У тебя осталось всего пятнадцать дней!
— Джордж, сегодня ночью тебе снились кошмары? — спросила за завтраком у мужа Меррил.
— Почему ты так думаешь? — насторожился мужчина.
— Ты кричал во сне, — ответила Меррил.
— Не помню, — Джордж и в самом деле смутно помнил, что его так напугало. Осталось лишь мрачное впечатление после минувшей ночи.
— Папочка, а можно я расскажу в школе, что ты пишешь картину? — умывшись, разместилась за столом Присцилла.
