Круглолицый малый встал рядом с начальником и принялся разглядывать солдат отделения, внимательно так, каждого по отдельности. Он был в чине хауптшарфюрера. Лет двадцати, то есть совсем ненамного младше своего странного командира. Гробоподобный чемодан он так и держал в левой руке, даже не захотел на землю поставить. Хайнц не совсем был уверен в том, что мельком увидел, но, кажется, чемодан был прикован к коренастому малому посредством стальной цепочки и браслета на запястье — прямо как портфель с важными бумагами к иностранному курьеру. Офицер, стоя спиной к строю, так и сяк вертел в руках трость, и наконец-то Хайнц сумел разглядеть её как следует. Эта штука была из светлого дерева, с золотым подобием рукояти в виде каких-то растопыренных крыльев — вообще, она здорово напоминала те причиндалы вроде жезлов, какие Хайнц видел в одной книге про Древний Египет, на изображениях барельефов, в руках не то фараонов, не то жрецов и всяких экзотических божеств с собачьими и птичьими головами. На поясном ремне офицера справа была обыкновенная кожаная кобура, а слева висел эсэсовский кинжал очень странного вида: длиннее, чем положено, на целую ладонь, и рукоять у него была больше обычного. «Боже правый, ну и фрукт», — подумал Хайнц, разглядывая особоуполномоченного, как диковинное тропическое растение. По высокой шее офицера от заросшего затылка спускалась дорожка светлых волос, волосы лежали и на оттопыренных ушах, топорщась в стороны, — Фрибель, ревнитель солдатских причёсок, всё это время так же, как и его подчинённые, неотрывно пялившийся на оберштурмбанфюрера, заметил это вопиющее безобразие и совсем увял, помрачнев лицом и медленно переходя от землистой серости к нездоровой зелени.
К группе офицеров подошёл командир роты штабной охраны и что-то сказал уполномоченному, указав на шеренгу солдат. Тот обернулся. Штурмбанфюрер, организатор непонятного смотра, воспользовавшись случаем, откатился далеко в сторону, глубоко вздохнул и почесал погон.
Особоуполномоченный в сопровождении ротного и ординарца направился к строю. Фрибель встрепенулся. Как заведённый, выбросил вверх правую руку и уже отвалил челюсть, чтобы проорать приветствие, но чёрный офицер дирижёрским жестом остановил его — и Фрибель засох. Ротный выступил несколько вперёд и, почтительно указывая на долговязого офицера, как на некое ценное произведение искусства, объявил:
— Имею честь представить — ваш новый командир. Оберштурмбанфюрер Альрих фон Штернберг. Один из ведущих специалистов «Аненэрбе». Особоуполномоченный рейхсфюрера. Надеюсь, вы понимаете, какая ответственность на вас ложится, — добавил он под конец менее приподнятым и более угрожающим тоном.
Солдаты старательно моргали, взирая на столь сановного начальника со всей требуемой почтительностью.
Высокий офицер оглядел строй. Хайнц вздрогнул, увидев его глаза за очками. На той журнальной фотографии — с очень выгодным ракурсом, с глубокими тенями и наверняка подретушированной — это было незаметно. А сейчас этого не могла скрыть даже длинная чёлка, падающая на стёкла очков. И как ему удалось пройти комиссию при вступлении в СС?.. Офицер был уродом. Левый его глаз, небесно-голубой, смотрел прямо на солдат, а правый, зелёный с прожелтью, очень заметно косил к переносице. И это уродство сразу поломало всю внушительность его статной фигуры и необратимо испортило приятное впечатление от тонкого молодого лица.
Всё разом обратилось в фарс. Это было нелепо долговязое лохматое чучело в криво напяленной фуражке — убийственная карикатура на эсэсовца.
Офицер шагнул вперёд, обеими руками сжимая свой древнеегипетский жезл.
— Здравствуйте, солдаты! — объявил он и отчего-то ухмыльнулся, широко, до ушей, став от этого ещё нелепее и гаже.
Ответом ему послужила мертвейшая тишина. Фрибель, отвернувшись от него, гримасничал, делая какие-то знаки отделению, но солдаты угнетённо молчали.
— Вижу, вы от меня не в восторге, — ухмылялся офицер, — но это дело поправимое. На сегодня могу сообщить вам лишь следующее. Из вашего подразделения лично мною будут отобраны семь человек. Семеро. За судьбу остальных ручаться не берусь. Вероятно, они останутся в этой части. Но может случиться и так, что они будут отправлены на фронт.
Хайнцу стало холодно, хотя день был тёплый.
Командир роты подал Штернбергу папку со списком личного состава. Вряд ли там были только имена и фамилии — иначе отчего белобрысый офицер так сосредоточенно что-то вычитывал? Указательным пальцем он лихо впечатал в переносицу сползшие очки и, облизнувшись, перевернул страницу. Из-за поредевших облаков выглянуло солнце и бросило искрящиеся блики на многочисленные перстни, украшавшие сухощавые длиннопалые руки офицера, — чего на них только не было, помимо эсэсовского кольца с «мёртвой головой» на безымянном пальце левой руки. В солнечных лучах светлые волосы Штернберга приобрели тот же золотистый блеск, что и рукоять трости-жезла, которую он неудобно держал вместе с папкой. А ещё яркие лучи выявили одну презабавную особенность: оттопыренные уши особоуполномоченного розово просвечивали против солнца.
Офицер начал проводить перекличку — причём, на взгляд Хайнца, весьма неразумным и утомительным способом: после каждого «Я!» подходил к откликнувшемуся рядовому и пристально смотрел ему в лицо. И так шлялся вдоль шеренги от солдата к солдату, держа перед собой папку и древнеегипетскую трость, перехватывая всё это время от времени, чтобы не выпало, да ещё успевая поправлять очки.
Когда офицер подошёл к Фраю, тот повёл себя совершенно неестественным для солдата образом — впрочем, для него, напротив, это был самый естественный стиль поведения. Подросток Вилли, чью непосредственность ещё не вытравили унтер-офицерские окрики, мальчишка, никак не способный внести в свою жизнь армейское правило номер один — никогда не раскрывать рта перед вышестоящим без позволения — малолетка, олух Вилли Фрай радостно улыбнулся уполномоченному рейхсфюрера и заявил:
— А я вашу статью в журнале читал, оберштурмбанфюрер!
Фрибель оскалился, пронзая недоумка Фрая бешеным взглядом.
Он бы Вилли, пожалуй, в землю вколотил по самую макушку, если б офицеры на пару секунд куда-нибудь испарились. Что же касается оберштурмбанфюрера, то он лишь ухмыльнулся в своей характерной манере — клоунская улыбочка до ушей на длинном лице, совершенно идиотическая при его уродском косоглазии — и прокомментировал:
— Замечательно, поздравляю.
И всё. Офицер отошёл, а Фрибель исподтишка погрозил счастливому Фраю кулаком.
