— Кто?
— Видар и его товарищи.
— Почему? — Бран поднял голову.
— Я бы и сам доехал, а так… они бы не вернулись, и парень бы остался жив.
— Он все равно когда-нибудь сюда возвратился бы.
— Когда-нибудь — конечно. Но к тому времени, глядишь, все бы улеглось. И не случилось бы такого.
Бран не ответил.
— Ну, а ты, сынок? — чуть погодя сказал Дэвайн.
— Я? Что я?
— Как ты тут жил?
— А что, тебе не рассказали? — Бран глянул на отца.
— Кое-что я слышал, — промолвил Дэвайн. — О медведе слышал, и о том человеке… Кнуд, по-моему. Да?
— Да. Ну, а еще?
— Видар почти не рассказывал, хотел, чтобы ты сам. Но мне кажется, здесь еще много чего произошло. Я прав?
Бран молча смотрел в огонь. Дэвайн сказал:
— Мне не нравится, как выглядит твое лицо. И плохо, что ты с таким обморожением выходишь на улицу. Ты это чем-то мажешь?
— Да.
— Чем?
— Точно не знаю. Мне Хелге мазь дала.
— Хелге?
— Сигурда жена.
— А ну-ка, иди сюда, — велел Дэвайн. Бран подчинился.
— Дай, я на свету посмотрю, — Дэвайн развернул сына к огню. — Покажи руки. Да-а… Могут остаться шрамы. Ну, ничего, сейчас.
Дэвайн подтянул к себе котомку.
— Кое-что у меня тут еще есть, — он вынул маленькую склянку. — На пару раз хватит, но лицо надо закрывать, когда идешь на улицу. Понял?
— Да.
— Давай, мы тебя намажем, — Бран вздрогнул, ощутив на лице холодное и липкое прикосновение.
— Сиди смирно, — промолвил Дэвайн. — Это не больно. Ведь не больно, нет?
— Нет.
— Ну, видишь. Губы все потрескались. Следи за этим, сынок, не будь как ребенок. Ты же все понимаешь не хуже моего.
Бран не ответил. Мазь, ложась на кожу, сначала холодила, а потом начинала жечь.
— Печет? — спросил Дэвайн.
— Ага.
— Ничего. Посиди минуту, — Дэвайн накинул ему на плечи плащ.
Бран открыл глаза. Дэвайн собирал разложенные вещи.
— Отец… — промолвил Бран, и тот поднял взгляд. Бран не продолжал, но Дэвайн не переспрашивал, а просто ждал.
— Знаешь, — сказал Бран, — ты прав. Здесь очень много… Много всего произошло.
— Я это понял, — отозвался Дэвайн. — Не возражаешь, если я кое-что спрошу?
— Спроси.
— Видар просил беречь свою сестру. Это он о той девочке говорил? О той, что с ним сидела?
— Да, — ответил Бран. — Об Улле. Ее зовут Улла. Она… она…
— Что?
Молчание. Дэвайн спросил:
— Это ведь она ясновидящая, правда?
— Да.
И снова тишина.
— Так что же? — осторожно молвил Дэвайн. — У вас с ней… что-то было?
— Было… и есть, — Бран заставил себя поднять взгляд. — Она… она — моя жена, отец.
Дэвайн не ответил, словно настала его очередь молчать.
— Она мне — жена, — повторил Бран. — У нее… она была от меня беременна. Я на ней женился, и я… ее люблю.
Бран понурил голову.
— Не сердись, — попросил он. — Не сердись, ладно?
— Я не сержусь. Что же, выходит, уже и свадьба была?
— Еще не было.
— Нет? Но ведь ты вроде бы сказал, что ты на ней женился?
— Я… — ответил Бран. — Я по нашему обычаю.
— Но, сынок, — после паузы начал Дэвайн. — Ты ведь понимаешь, что это не имеет веса. Она ведь не христианка, да и священника не было. Так что вряд ли…
— Я знаю. Но я верю, что Бог все видит. Он знает, что я ее люблю. Я был обязан. Я должен был это ей… и себе.
Тишина.
— Ты считаешь, что я поступил глупо, да? — выговорил Бран.
— Нет. Если ты правда ее любишь, то, конечно же, нет.
— Я ее люблю.
— А она?
Бран укусил себя за палец. Отец положил ему руку на плечо:
— А она, сынок?
— Не знаю, — ответил Бран. — Я ничего уже не знаю. Она больше не хочет меня видеть. Ничего не говорит, как будто сердится. Я не понимаю, что произошло. Хотя до этого… много чего произошло. Но мне казалось, она меня простила. Мне казалось… я думал, она меня любит. А теперь… теперь она совсем чужая, как будто я ее враг. Я не знаю, что мне делать, — он обхватил голову руками. Дэвайн сказал:
— Да, сынок. Иногда это бывает очень сложно, я понимаю.
Бран повернулся.
— Правда? — спросил он. — Понимаешь?
— Конечно.
— Значит, ты не сердишься?
— Нет. Ты не сделал ничего плохого. Ты уже взрослый, когда-нибудь это должно было произойти. Это случается, рано или поздно, — Дэвайн усмехнулся. — Ничего не поделаешь. Лет-то ей сколько, а?
— Пятнадцать.
— Что же, и с четырнадцати замуж выдают, — Дэвайн вздохнул. — Ну, а конунг? Как он отреагировал? Не думаю, чтобы обрадовался, а?
Бран стиснул кулаки:
— Сволочь он. Гад… и сволочь. Собственного сына убил. Он и Уллу чуть не убил, когда узнал, что мы с ней… Это из-за него у нее выкидыш случился! Он ее… он ее… избил он ее. Перед всеми. Раздел… совсем раздел, и избил, — голос Брана пресекся. — Всю измолотил. На ней живого места не осталось, когда… когда… Чудом потом не умерла, до сих пор в себя прийти не может! Все из-за него, из-за этого… — Бран замолчал. Дэвайн тоже молчал.
— Но я тоже виноват, — выговорил Бран. — Моя вина тут тоже есть. Я вел себя, как… как пацан. Она мне говорила, пыталась сказать, что она… что у нее ребенок будет, а я не понимал. Как будто это для меня что-то новое! Как будто я не знал, от чего дети появляются! Она просила, чтобы я ей помог, увез ее, а я как идиот… Вот она теперь и наказывает меня.
— Ты в этом уверен?
Бран ткнулся лбом в сложенные ладони.
— Нет, — ответил он. — Не уверен. Я ни в чем не уверен. Как я могу быть в чем-то уверен? Она даже слова мне не говорит. Уже две недели, как она не говорит. Волосы обстригла, ведет себя, будто она рабыня. Тронуть себя не дает. Сказала, что она мне больше не жена! Чего она добивается? Чего? Может, она и правда больше меня не любит? Мне иногда кажется, что она меня просто ненавидит. Почему она так поступает, а, отец? Ну, почему?
— Я не знаю, сынок. Откуда же мне знать? Я ведь не…
В дверь постучали.
— Кто там? — крикнул Бран.
— Можно? — ответил женский голос.
— Да, — Бран привстал. — Кто это? Раннвейг, ты?
Дверь скрипнула, и в кузницу протиснулась Коза.
— Не помешала? — она улыбнулась. Бран нахмурился.
— Ты чего? — спросил он. — Чего ты тут делаешь?
— За тобой пришла, — она погладила рыжую косу.
— За мной? — не понял Бран — и вдруг вскочил:
— Случилось что? Что-нибудь с Уллой?!
— Ох, да чего ты так всполохнулся, миленький? — ответила Коза. — Хозяечка у Сигурда в дому, приходи и ты туда.
— Это… это она меня зовет? Она?
