Кай де ман. Открой рот.
Да, да, рот его открыт, широко открыт, как на приеме у дантиста. Пожалуйста, откройте рот, мистер Маринвилл, пошире, вы паршивый писатель, меня это бесит, вернее, приводит в ярость, ну да ладно, открывайте рот шире, кай де ман, ты, гребаный дряхлый показушный членосос, мы тебе все поправим, будешь как новенький, лучше, чем новенький, открой рот пошире, пошире, кай де ман, ОТКРОЙ ПОШИРЕ…
Дым. Мерзость. Что бы это ни было. Пальцы на концах трехпалых рук исчезли. Их заменили трубки. Нет… не трубки…
Дыры.
Да, вот оно что. Дыры, как глаза. Три. Может, больше, но три Джонни видел отчетливо. Треугольник дыр, две выше, одна ниже, дыры, как шепчущие глаза, как шурфы…
Совершенно верно, услышал он голос Дэвида. Совершенно верно, Джонни. Чтобы вогнать Тэка в тебя, точно так же, как он влез в Кэри Риптона. Это единственный способ, с помощью которого он может покинуть дыру на дне ини, дыру, которая слишком мала, через которую может протиснуться только этот дым, эта мерзость. Две дыры для твоего носа, одна – для рта.
А коричнево-черная мерзость уже оплетала его, ужасная и притягивающая, дыры, как рты, рты, как глаза. Глаза, которые шептали. Обещали. Джонни почувствовал, как раздулся его пенис. Не вовремя, конечно, но когда его это останавливало?
А теперь… воздух уходил… Джонни чувствовал, как дыры высасывают его изо рта… из горла…
Он закрыл рот и нахлобучил на голову мотоциклетный шлем. И вовремя, потому что мгновением позже коричнево-черные ленты коснулись плексигласовой поверхности и расползлись по ней с неприятным чавканьем. На мгновение он увидел присоски, напоминающие целующиеся губы, потом они растворились в сгустках коричнево-черной мерзости.
Джонни поднял руки и замахал ими, разгоняя эту дрянь. Пальцы словно пронзили тысячи иголок, руки стали неметь, но коричнево-черный дым отступил от него, часть вернулась в ини, остальное растеклось по земле.
Джонни уже добрался до края и остановился между дохлыми койотом и стервятником. Посмотрел вниз, положив онемевшие руки на мешочки с НАТМом.
Вы знаете, как запалить это дерьмо без динамита и капсюлей, спросил его Стив. – Думаете, что знаете, так ведь? И как же это у вас получится?
– Надеюсь, что знаю, – ответил Джонни. Голос из-под шлема звучал непривычно глухо. – Надеюсь, что у меня получится.
– ТОГДА ИДИ СЮДА, – проревел снизу безумный голос. Джонни отшатнулся в ужасе и изумлении. Голос копа. Колли Энтрегьяна. – ИДИ СЮДА. ТЭК АХ ЛАХ, ПИРИН МОХ! ИДИ СЮДА, ГРЕБАНЫЙ ЧЛЕНОСОС! ДАВАЙ ПОГЛЯДИМ, КАКОЙ ТЫ У НАС ХРАБРЫЙ! ТЭК!
Джонни попытался отступить на шаг, подумать, но коричнево-черные щупальца ухватили его за лодыжки и дернули. И он полетел в скважину ногами вперед, ударившись затылком о край. Если б не шлем, череп его разлетелся бы, как орех. Мешочки с НАТМом он инстинктивно прижал к груди.
Потом пришла боль, нараставшая с каждым мгновением, съедавшая его живьем. Скважина ини сходила на конус, из стенок торчали вкрапления кварца, которые резали, как осколки стекла. Ягодицы и спину разодрало в момент. Джонни растопырил локти, чтобы затормозить падение. Рукава тут же покраснели, а потом разорвались в клочья.
– ТЕБЕ ЭТО НРАВИТСЯ? – гремел голос из земли, теперь уже голос Эллен Карвер. – ТЭК АХ ЛАХ, ПАРШИВЫЙ МЕРХАВЕЦ, СУЮЩИЙ СВОЙ НОС КУДА НЕ СЛЕДУЕТ! ЕН ТОУ! ТЕН АХ ЛАХ! – Его кляли на двух языках.
Безумие в любом измерении, подумал Джонни и рассмеялся, несмотря на боль. Он наклонился вперед, попытавшись сделать сальто. Время задать перцу другой стороне, подумал он и расхохотался еще сильнее. Джонни чувствовал, как кровь теплым ручьем стекает в сапоги.
Коричнево-черный дым окутывал его, что-то шептал, рты-присоски прижимались к шлему. Прижимались и пропадали, прижимались вновь и снова пропадали в нескончаемом чавканье. Сальто не получилось, скважина слишком быстро сужалась, теперь Джонни скользил по одной стенке боком, раздирая его в кровь. А потом спуск закончился.
Джонни лежал на дне, истекая кровью, изо всех сил пытаясь подавить крик боли и вернуть себе способность мыслить логично. Он поднял голову и увидел темную полосу, отмечающую его путь. Клочья материи свисали с некоторых кварцевых вкраплений.
Дым, выходя из дыры, клубился между ног Джонни, пытаясь добраться до его промежности.
– Уходи, – процедил Джонни. – Мой Бог приказывает.
Коричнево-черная мразь отступила, грязными лентами завилась вокруг голеней.
– Я могу сохранить тебе жизнь, – произнес голос. Джонни ничуть не удивился, что он звучал столь тихо. Тэк по другую сторону дыры в дюйм диаметром, пульсирующей красным светом. – Я могу тебя излечить, вернуть здоровье, сохранить жизнь.
– А тебе по силам обеспечить мне Нобелевскую премию по литературе?
Джонни снял мешки с НАТМом с шеи и выхватил из-за пояса молоток. Надо действовать быстро. Слишком много порезов, голова уже туманилась от потери крови. Ему вспомнился Коннектикут, туманы по утрам в конце марта – начале апреля. Старожилы называли это время земляничной весной. Почему, он не знал.
– Да! Да, это я могу. – В голосе из узкого красного горла слышались тревога, испуг. – Все, что угодно! Успех… деньги… женщины… И я могу излечить тебя, не забывай! Я могу тебя излечить!
– А можешь ты оживить отца Дэвида?
Нет ответа из ини. Зато коричнево-черный дым из дыры пополз вдоль ног на спину, и Джонни показалось, что на него словно напала стая пираний. Он закричал.
– Я могу избавить тебя от боли, – любезно сообщил Тэк. – Тебе надо лишь попросить… и, разумеется, отказаться от своих планов.
Глаза заливал пот, но Джонни сумел раздвоенным торцом молотка разорвать мешочек с НАТМом и начал высыпать его содержимое вокруг дыры. Красный свет тут же потух, словно существо по другую сторону дыры боялось, что свет этот может запалить НАТМ.
– Ты не посмеешь! – Голос звучал приглушенно, но Джонни слышал его вполне отчетливо. – Не смей, черт бы тебя побрал! Ах лах! Ах лах! Оз дам! Мерзавец!
Сам ты ах лах, подумал Джонни. И большой, толстый кан де лаш.
Первый мешочек опустел. Джонни видел, что дыра, идущая на сторону Тэка… в другой мир… или в другую вселенную… стала белой: ни тебе красного света, ни черного дыма. Но он боялся, что это явление временное. И какой прок от того, что дыра изменила цвет. Правда, Джонни показалось, что боль в ногах и спине уменьшилась.