Без десяти час Джон Д. пустил по кругу корзинку («Мы финансируем себя сами за счет добровольных пожертвований»), а потом спросил, нет ли у кого объявлений. Тревор К., открывший встречу, поднялся и, как обычно, попросил, чтобы ему помогли прибраться на кухне и расставить стулья. Потом Иоланда В. взялась за раздачу жетонов, вручив два белых (двадцать четыре часа без выпивки) и один пурпурный (пять месяцев). Как обычно, она закончила словами:
– Если вы сегодня удержались от выпивки, самое время поаплодировать себе и Высшей силе.
Они охотно это сделали.
Когда аплодисменты смолкли, Джон сказал:
– Мы празднуем в этот день пятнадцатую годовщину. Попрошу выйти ко мне Кейси Кея и Дэна Ти.
Собравшиеся снова зааплодировали, когда Дэн медленно вышел вперед, стараясь не обгонять Кейси, который теперь передвигался с помощью трости. Джон передал Кейси медальон с числом XV, и тот поднял его над головой для всеобщего обозрения.
– Вот уж никогда не думал, что этот парень продержится так долго, – сказал он, – потому что он с самого начала был АА. Я имею в виду – абсолютным алкоголиком.
Все исполнительно рассмеялись этой старой шутке. Дэн тоже улыбнулся, но его сердце колотилось. Он хотел только одного: пройти через это и не опозориться. В последний раз ему было так страшно, когда он смотрел в глаза Розе-в-Шляпе на «Крыше мира» и отчаянно пытался не задушить себя собственными руками.
Поторопись, Кейси. Умоляю. Иначе я распрощаюсь либо с решимостью, либо с завтраком.
То ли Кейси все-таки обладал зачатками сияния, то ли (что вероятнее) прочел нечто в глазах Дэна, но быстро свернул свое выступление.
– Однако этот малый опроверг мои опасения и вылечился. Из семи пьяниц, которые к нам приходят, шестеро возвращаются за стойку бара. А вот ради седьмого, во имя этого чуда, мы с вами и живем. Одно из таких чудес сейчас стоит рядом со мной. Реальное, как сама жизнь. Вот твоя награда, Док. Ты ее заслужил.
Он передал медальон Дэну. На мгновение тому показалось, что он выскользнет из его похолодевших пальцев и упадет на пол. Но Кейси сомкнул ладонь Дэна над медальоном, прежде чем это случилось. А потом крепко обнял, прошептав на ухо:
– Еще год продержался! Надо же, сукин ты сын!
Потом Кейси проковылял в дальнюю часть зала, где ему полагалось почетное место среди ветеранов. Дэн остался один перед аудиторией, сжимая в кулаке свою пятнадцатилетнюю награду так сильно, что на запястье проступили сухожилия. Собравшиеся алкоголики смотрели на него, ожидая услышать положенную речь: рассказ об опыте, силе и надежде.
– Пару лет назад… – начал Дэн, но вынужден был остановиться, чтобы прочистить горло. – Пару лет назад, когда я пил однажды кофе с тем хромоногим джентльменом, который усаживается на свое место, он спросил меня, сделал ли я Пятый шаг. А именно: признался ли перед Богом, самим собой и другими во всех дурных поступках, которые совершил. Я сказал ему, что признался в большинстве из них. Для парней, у которых нет наших с вами проблем, этого, вероятно, было бы достаточно… потому мы и называем их нормальными людьми.
Послышались смешки. Дэн сделал глубокий вдох, убеждая себя, что если уж справился с Роуз и ее Истинным Узлом, то справится и сейчас. Однако это было совсем другое. Здесь он из Дэна-героя превращался в Дэна-мерзавца. Прожив достаточно долго, он, конечно, понимал, что мерзавец есть в каждом из нас, но эта мысль не слишком помогала ворошить на публике собственное грязное белье.
– Но он сказал мне, что есть один дурной поступок, который я никак не могу выбросить из головы, потому что слишком стыжусь его и не хочу никому о нем рассказывать. И посоветовал сделать это. Напомнил о том, что мы слышим на каждой встрече: нельзя исцелиться, пока остаются секреты. И предрек, что если я не поделюсь с кем-то своей тайной, то однажды неизбежно снова окажусь за стойкой бара со стаканом в руке. Я правильно излагаю, Кейс?
В дальнем конце зала Кейси закивал в ответ, сложив руки на набалдашнике своей трости.
Дэн почувствовал жжение в глазах – это подступали слезы – и подумал: Боже, помоги мне пройти через это без слез. Умоляю тебя!
– Но я не прислушался к его совету. Годами я твердил себе, что в этом своем подлом поступке не признаюсь никогда и никому. Но теперь понял, что он прав. И если я снова начну пить, то умру. Вот только умирать мне совсем не хочется. У меня как раз появились новые причины, чтобы жить долго. И потому…
Слезы потекли. Проклятые слезы! Но отступить он уже не мог. Дэн смахнул их свободной рукой.
– Вы все помните, что сказано в Обещаниях, верно? Что мы научимся не сожалеть о прошлом и не станем желать захлопнуть дверь в него. Извините меня за грубость, но это ложка дерьма в бочке правды. Я до сих пор сожалею о многом, однако пришло время открыть дверь в прошлое, пусть мне этого очень не хочется.
Они ждали. Даже две дамы, раскладывавшие пиццу по бумажным тарелкам, стояли в дверях кухни и смотрели на Дэна.
– Незадолго до того как бросить пить, я однажды утром проснулся рядом с женщиной, которую подцепил в баре. Мы были у нее дома. Она жила в нищете. А поскольку у меня самого ничего не было, я понял, что мы дошли до такого состояния по одной и той же причине. Вы все прекрасно знаете, о чем речь. – Он пожал плечами. – Бутылка. Сначала она берет немного, потом побольше, а под конец забирает все оставшееся.
Эту женщину звали Дини. Я не многое запомнил о ней, но имя осталось в моей памяти. Одевшись, я ушел, но сначала забрал у нее все деньги. Однако, как выяснилось, у нее все-таки было что-то, чего не имел я, потому что, роясь в ее бумажнике, я оглянулся и увидел ее сына. Совсем еще малыша в подгузнике. Той ночью мы с его матерью купили кокаин, и его остатки лежали на столе. Малыш увидел его и потянулся к нему. Он думал, что это сахар.
Дэн снова вытер глаза.
– Я убрал порошок и положил его так, чтобы ребенок не смог до него дотянуться. Хотя бы это я сделал. Но затем сунул ее деньги себе в карман и ушел оттуда. Сейчас я отдал бы все, чтобы загладить вину, но сделанного не воротишь.
Женщины, стоявшие в дверях, скрылись на кухне. Некоторые в аудитории посматривали на часы. У кого-то громко заурчало в животе. И глядя на сидевшую перед ним сотню алкоголиков, Дэн вдруг осознал удивительную вещь: то, что он совершил, не вызвало ни у кого из них отвращения. Это даже их не изумило. Они слышали рассказы и пострашнее. Они сами совершали гораздо более чудовищные поступки.
– Вот и все, – сказал он. – Конец истории. Спасибо, что выслушали.
Прежде чем раздались привычные в таких случаях аплодисменты, один из ветеранов с задних рядов выкрикнул традиционный вопрос:
