Леонард чуть крепче сжал ладонь Рии, и она ответила ему тем же. Ее мысли метались, отчаянно ища выход из угла, куда их загнали. Это невозможно, несправедливо: им удалось пройти через столько испытаний, столько выстрадать — лишь для того, чтобы сейчас проиграть. Они победили крестоносцев без помощи Времени, но Бес — это совсем иное. Его источник и энергия — порождение непостижимых разуму человека волшебных сил, сотворивших Шэдоуз-Фолл. И только Дедушка-Время обладал могуществом, чтобы понимать их и управлять ими. Без его помощи не было возможности остановить Беса, носящегося по городу до тех пор, пока в нем не останется ни единой живой души... И без надзора, осуществляемого Временем за Шэдоуз-Фоллом, сам город прекратит существование. Это конец всему. Пальцы Рии вцепились в ладонь Эша. Нет, должен быть выход. Должен быть!
Шин Моррисон сидел на краю кровати, болтал ногами и смотрел в никуда. Он пытался сочинить песню, в которой можно было поведать миру о кончине Времени, но муза не приходила. Муза умерла в нем вместе с гибелью эльфов. Без них мир казался пресным, и жизнь потеряла смысл. Фэйрия воплощала в себе все, во что он когда-либо верил. Теперь эльфов не стало, не стало блеска и величия, не стало звонкого смеха в лесах — без эльфов, павших от своей же руки. Как может родиться музыка в таком мире?
Маделейн Крэш, а для многих просто Мэд, сидела на другом краю кровати и обеими руками держала остывающую руку Времени. Он был ее миром, ее любовью, ее смыслом жизни. Он заботился о ней, когда-то брошенной всеми, защищал ее, когда никто ее не защищал. Время позволил ей остаться при нем, хотя ему лично нужды в этом не было никакой. Позволил любить себя, хотя знал, что никакого будущего у любви этой нет. Она отдала бы Времени свою жизнь, но он решил уйти без нее, и теперь в жизни Мэд не осталось ни цели, ни смысла. Всю себя Мэд посвящала тому, чтобы ухаживать за Временем, беречь и защищать его и — потерпела крах. Свою собственную жизнь Мэд хотела закончить как-нибудь ярко, чтобы потом неотлучно следовать за Временем, хотя знала, что он этого не одобрит. Сам он верил в жизнь и живущих. Мэд уже больше не знала, во что верит она. Единственное, что Мэд знала наверняка, — это то, что она снова осталась одна.
Джеймс Харт стоял в футе от кровати, сердито глядя на своего деда и думая: а ему-то, черт побери, что сейчас делать? Дедушка-Время был единственным, кто знал ответы на все вопросы, и вот он умер, оставив несчастного, сбитого с толку внука действовать наобум. Теперь он, Харт, занял место того, к кому люди придут за ответами, а он не имел ни малейшего понятия, что будет говорить им. Вот так попал! Ни спрятаться, ни убежать. Либо он найдет ответ, как справиться с Бесом, либо погибнет вместе с друзьями и этим чертовым городом.
Ответ таился где-то в нем самом. Харт чувствовал, как бурлит в нем дедовская сила, как ищет выхода. Он еще не научился понимать эту силу, ее возможности и ее пределы и не был уверен, доверяет ли ей. Он чувствовал, что может столько всего совершить — и к этому побуждала его новая сила, однако осторожность удерживала его. И еще чувствовал Харт, что в этой бурлящей силе заложена своя программа, то ли имеющая, то ли не имеющая ничего общего с его собственными желаниями и нуждами.
Харт метнул взгляд на иссохшее тело своего деда и яростно сжал кулаки. Не будь тот покойником, честное слово, прибил бы ублюдка за такое наследство!.. И тут он вздрогнул, как от толчка, почти уверенный, что ему померещилось.
Подавшись всем телом вперед, Харт вгляделся в останки. Время вне всяких сомнений был мертв и бездыханен, но грудь его двигалась. Движения эти не были равномерными, как от работы сердца или легких, — грудь старика чуть вздрагивала от резких толчков изнутри, будто что-то в теле пыталось выбраться наружу. Харт невольно отшатнулся назад, а воображение нарисовало ему образы некоего жуткого паразита, немыслимым образом пробравшегося в бессмертное тело Времени и убившего его.
Когда Харт дернулся, все огляделись по сторонам, а затем проследили за направлением его взгляда. Мэд испуганно-удивленно вскрикнула, выпустив из ладоней руку Времени, и приложила ухо к судорожно вздрагивающей груди старика. Внезапно она рассмеялась и выпрямилась, лицо ее осветилось улыбкой. В то же мгновение в руке ее оказался нож, и, деловито щелкнув, выскочило лезвие. Мэд осторожно ввела нож под грудину Времени, а затем сделала им резкое движение вверх. Грудь разделилась надвое, будто ореховая скорлупа. Облачко пыли взметнулось над раной, и в ее узкой щели все увидели что-то бледное и вяло шевелящееся. Мэд убрала нож, запустила обе руки в разрез, взялась покрепче и резко рванула руками в стороны, с громким треском распахнув грудную клетку Времени, как огромную книгу. Там, в полости грудины, крохотный, розовый и прелестный — лежал новорожденный младенец и спокойно глядел на Мэд. Осторожно протянув к нему руки, она вынула малыша и, баюкая его, проговорила:
— Время умер. Да здравствует Время!
Все обступили Мэд, радостно и удивительно по-матерински нежно прижимавшую к себе ребенка. Он был совсем такой же, как и все младенцы, — крохотный и безобидный, но немного понадобилось времени, чтобы все заметили: во-первых, у него не было пупка, и, во-вторых, глаза его были ясными и спокойными. Пухлой ладошкой малыш помахал всем и широко зевнул.
Моррисон укоризненно взглянул на Мэд:
— Могла б предупредить, что делаешь. Меня чуть инфаркт не хватил.
— А я сама сомневалась, — пожала плечами Мэд. — По идее-то он всегда выбирается сам и сам заботится о себе. Я видела молодого Время только через несколько дней после рождения, и он уже был достаточно пожилым, чтобы командовать парадом. Прелестный малыш, правда?
Мэд, склонившись над ребенком, что-то заворковала ему, и тот понимающе посмотрел на нее в ответ.
— Ты же мэр, — обратился Эш к Рии. — Ты что-нибудь знала об этом?
— Не знала, да и вряд ли знал кто другой, — покачала головой Рия. — Время был очень скрытен. А я не приставала с расспросами.
— Давайте, — фыркнул Моррисон, — объявим благодарность Мэд за то, что она не произвела кесарево той страшной штукой, что болтается у нее на поясе. Откуда, кстати, у тебя этот меч?
— Время дал, — ответила Мэд и демонстративно переключила свое внимание на ребенка.
— Он, наверное, сейчас очень слаб, — задумчиво проговорила Рия. — Никогда не видела Время таким молодым. Да и никто, думаю, не видел. По-видимому, силы будут дремать в нем до тех пор, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы связно мыслить и говорить.
— И как долго ждать? — спросил Харт.
— Мэд говорит, пару дней, — пожала плечами Рия. — Прежде это никак не сказывалось на состоянии галерей и города: их собственной энергии было достаточно, чтобы нормально функционировать, пока Время набирал силу. Но теперь, после всего что случилось... Просто не знаю...
