Мимо проехал последний автобус, направляясь к своей конечной остановке на площади у ратуши. Марта знала, что он пробудет там не больше пяти минут. Она уже начала с трудом поднимать со скамьи свое налитое свинцовой усталостью тело, как до ее слуха донеслись протяжные, хрустально-пронзительные аккорды, будто где-то высоко-высоко в небе запели ангелы.
Инге стоило большого усилия не вскрикнуть, когда она узнала Карла в этом чем-то смутно знакомом незнакомце. Узнала не его черты и не его голос, а тепло его ладоней на своих плечах и запах его дыхания на своей щеке. И это было еще страшней, чем просто узнать его и поверить, что он жив. Потому что он был сильнее ее. На ее стороне были только отсутствующий Ури и неродившийся младенец, а на его – ее многолетняя и, как оказывается, не изжитая до конца привычка покоряться его рукам и его воле.
Первым делом нужно было сообразить, почему его новое лицо сразу показалось ей знакомым. Ведь у нее до сих пор просто не было случая взглянуть на это лицо, – или все же был? На задворках памяти шевельнулось и тут же исчезло видение из последнего часа экскурсии: тускло освещенная площадка лестницы, спускающейся в красный зал, а там, внизу, на окраине галактики обращенных на Инге глаз вспыхивает на миг чей-то убийственно знакомый взгляд. Вспыхивает, пронзает ее насквозь и тут же гаснет, так что она не успевает разглядеть источник. Но сейчас, словно на проявленной фотопленке, источник начал проступать из зернистого небытия: темный бобрик надо лбом, узкая полоска фатоватых усиков над слишком полной губой и твердый очерк подбородка.
– Я тебя видела внизу во время экскурсии, – произнесла она первое, что пришло на ум, простое, обыденное, воздвигающее преграду между ее покорностью и его властью над ней. – Значит, фрау Штрайх была права.
Она тут же заметила, что ее реакция разочаровала его. Интересно, чего он ожидал, – что она зарыдает или потеряет сознание? Честно говоря, она была очень близка и к тому, и к другому, и потому почти запамятовала их стремительную перебранку, похожую скорей на перестрелку, чем на трогательную беседу старых друзей, встретившихся после долгой разлуки. В результате этой перестрелки они оказались на кухне, где каждый окопался за своей чашкой чая, чтобы продолжать в том же духе. И так они и продолжали, пока она сама, неизвестно зачем выскочив из-за стола, не включила телевизор, после чего их дружеская беседа из дуэта превратилась в трио.
Откровения телевизора оборвали последнюю связывающую их ниточку. Инге не поразило, что Карла снова разыскивают, в этом не было ничего нового, ведь его по сути никогда и не переставали разыскивать. Ее даже не слишком задело, что ему приписывают какие-то новые грехи, – что это могло изменить? Ей и старых было достаточно. В глазах у нее потемнело, когда она узнала оживленное лицо Клары, над которым интимно нависал профиль Карла, открывая для обозрения много раз целованное Инге ухо. Хоть Инге никогда не встречала Клару, она не могла бы спутать ее ни с кем на свете: Ури был просто помешан на матери, он наводнил их жизнь ее портретами и воспоминаниями детства.
А в последнем сбивчивом телефонном разговоре он проговорился, что там, куда его, отнявши у Инге, отправили со всеми мыслимыми и немыслимыми предосторожностями, он неожиданно натолкнулся на мать. Которая что там делала – любезничала с Карлом? А, может, не только любезничала – ведь недаром сквозь восторженную вязь ностальгических рассказов Ури не раз прорывался намек на то, что его прекрасная мамочка слаба на передок. Не потому ли он был вне себя и будил Инге среди ночи своими расхристанными телефонными звонками?
– Кто эта женщина? Где ты с ней встречался? – не узнавая своего голоса, спросила она, потерявши всякую осторожность, хотя отлично понимала, что Карл не должен заподозрить, будто между ней и Кларой есть какая-то связь.
– А что, ты ее знаешь? – поднял брови Карл.
– Откуда мне ее знать? – заторопилась Инге, лихорадочно подыскивая подходящее объяснение своему несвоевременному любопытству. – Зато я знаю тебя, особенно твою технику обольщения дам.
– А если я даже обольщал эту даму, тебе какая разница?
– Что значит, какая разница? – произнесла Инге автоматически, пока ее разум метался в темных закоулках подсознания, пытаясь выяснить, откуда ей грозит опасность. – Весьма красивая дама.
– Ты что, приревновала меня к ней?
– Нет, я приревновала ее к тебе, – как бы съязвила Инге, нащупывая, наконец, истинно опасную точку этой напоминающей ночной кошмар ситуации – Карл, Ури и прекрасная Клара. Нащупав опасность, она вынудила себя как ни в чем не бывало продолжить начатую пикировку, чтобы затушевать свой интерес к очарованной Карлом незнакомке. – Я представила себе, как она была разочарована, когда узнала, что ты ее вовсе не любил, а просто использовал.
Как ни странно, Карл попался на ее удочку:
– А тебе бы больше понравилось, если бы я ее любил?
Что-то в его тоне заставило Инге насторожиться – проблеск искренности, что ли? Она припомнила откровенно зовущий взгляд Клары и устремленный к ней наклон шеи Карла, словно он не мог противостоять магнетическому притяжению этого взгляда. Кто его знает, может, он ее и впрямь любил, – настолько, конечно, насколько он вообще способен любить кого-то, кроме себя. Как бы то ни было, нельзя допустить, чтобы Ури застал Карла в замке!
– Что ж, если ты ее любил, то сейчас она должна быть разочарована еще больше.
Карл уже овладел собой и сделал неловкую попытку вырваться из сетей этого диалога:
– А ты верна себе! Все так же играешь в ясновидицу.
Чудно, это как раз то, чего Инге добивалась: вытеснить Клару и перенести внимание Карла на себя. Она вернулась к столу, увидела осколки разбитой чашки, сделала было движение подобрать их, но передумала и взяла с подноса новую чашку:
– Я и есть ясновидица, – сказала она примирительно, цедя из чайничка в чашку остатки остывшего чая. – Но, к сожалению, я не могу разглядеть мелкие детали на таком расстоянии. Например, в какой стране находится этот красивый дом, на фоне которого тебя сфотографировали?
Уж не в Англии ли?
– Чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя.
Карл произнес эти слова вроде бы даже с дружеским участием, но искра раздражения, мимолетно вспыхнувшая в его глазах, подтвердила правильность ее предположения. Тем хуже, ведь она тогда ночью безошибочно узнала двухтактный писк английского телефона-автомата, требующего с Ури очередную монетку. К счастью, Карл, не умея читать ее мысли, по-своему истолковал пробежавшую по ее лицу тень.
– Я вижу, ты уже поняла, что сейчас мне просто некуда деться. Так что тебе придется меня здесь спрятать, хочешь ты этого или нет.