на боковую самому.
— Пусть всё идёт своим чередом.
Я начал превращаться в человека — спать по ночам. Нет, я не чувствовал себя животным, не сопоставлял себя с одним из обитателей зоопарка, просто вёл ночной образ жизни, как большинство хищников. Теперь мне было незазорно забраться на крышу зимнего вольера для львов и бессовестно проспать до утра. Возможно, мне хватило бы смелости проводить ночи в обнимку с живыми львами, но зачем. Плюс, «дневное бодрствование» людей требовало моего вниманья, так как Тед начал нагружать меня клиентами. Вечерами мы с Сидом сидели на стульях за моим столиком с опущенными капюшонами, больше не боясь шокировать публику. На нас шли толпами (увеличивая выручку Теда), заранее бронируя места. Правда, все два-три часа, что мы с Сидом проводили вместе под крышей паба, могли выдержать лишь завсегдатаи или редкие «герои». Основной массе посетителей было достаточно минут пять побросать на нас взгляды украдкой, выпить пару кружек пива и уступить своё место следующим страждущим зрелищ (на нас уже заказывали автобусные туры из городов других штатов).
Приятным бонусом последних дней стали спонтанные визиты в мою берлогу Дженнифер. Теперь мы проводили больше времени вместе, в не менее страстных объятиях и позах. Что тоже требовало от меня траты сил, которые я мог восстановить на сеансах, устраиваемых Тедом или беззаботно сопя под открытым ночным небом.
Пытаясь вернуться к привычному для меня графику, я взмолился, прося пощады у Теда (от Дженнифер отказываться я не собирался). Просил, чтобы он уменьшил поток поставляемых мне клиентов. Нехватка сил была лишь поводом «пролить слёзки», так как основной причиной стали менее фееричные ощущения от «встреч» с другими людьми. Раньше любое объятие с незнакомцем, излившим мне свою душу, его проблемы и чаяния, вызывали во мне ощущение, сравнимое с выпитым бокалом шампанского, после проведённого дня в пустыне без воды. Теперь любое объятие вызывало приятное тепло, как от кружки горячего чая, в холодный вечер. Объятия с Дженнифер не в счёт. С ней был тот самый фейерверк, до полного бессилия и растворения друг в друге, в окружающей нас Вселенной.
Мои мольбы не были услышаны. После вчерашних стенаний на моём ноутбуке появился странный файл с таблицами. Только благодаря разъяснениям Теда (который провёл бессонную ночь, составляя для меня таблицу, обрабатывая данные), мне удалось понять его коварный замысел и всю глобальность моей работы — цели жизни.
— Кто-то способен укоротить жизнь живого существа. — Тед смотрел с грустью и печалью, отвечая на мой бурный протест против дневной занятости. — Ты способен если не продлевать Жизнь, то качественно её менять для тех людей, что соприкасались с тобой. Взгляни на эти показатели.
Он долго и педантично пытался восстановить в моей памяти имена, лица тех людей которых я заключал в свои объятья. По всем цифрам выходило, что я самый настоящий Светлый. Больные, слабые духом люди от соприкосновения со мной обретали Силы и Уверенность в себе, находили новый подход к Жизни. «Заражая» своими искрами Жизни окружающих их людей они (Я) делали этот Мир лучше, красивее, интересней. Против таких лестных доводов мне было трудно возражать. «Весело виляя хвостом» я принял сладкую «косточку» и продолжил свой «непосильный» труд. Меня до мурашек пугало только одно, что сегодня вечером Сид объявит о новой поездке.
Мы боимся лишиться комфорта, приобретённого благополучия, считая, что знаем все факторы, способные лишить нас покоя и уверенности в завтрашнем дне. Я в этом убедился, когда из сладких объятий Дженнифер меня вырвал телефонный звонок — меня ждал клиент.
Внизу, в почти пустом пабе в светлое время суток, кроме дневной смены и уборщиков, посторонних не было. Только моё «рабочее» место в дальнем конце паба было задвинуто ширмой. Тед посчитал полезным для его заведения, проводить мои сеансы с клиентами в нём, предоставив, наиболее стеснительным, пространство за ширмой, отгораживающей мой стол от остального помещения. Прихватив со стойки бара пустой пластиковый бокал, я пошёл, унимая раздражение к загадочно-стеснительному посетителю, перебрасывая бокал из руки в руку, не давая ему упасть на пол.
Первое удивление у меня вызвал льющийся из-за ширмы свет. Аккуратно заглянув за её край, я с облегчением вздохнул, увидев не очередного Светлого, а всего лишь стоящую на столе лампу. Проверив, накинут ли на голову капюшон (в последнее время я стал меньше стесняться своего «необычного» вида), шагнул в огороженное пространство, поправляя перчатки. На ярко освещённой половине отгороженного пространства сидела девушка, крепкого телосложения, на ней была одета одежда, максимально облегающая её тело. Тёмные волосы были собраны в тугой пучок.
Сев на стул, находящийся с теневой стороны лампы, я слушал сбивчивые извинения девушки, плавно перешедшие в рассказ о её страхах. Она была сестрой Мии, девушки чьё платье из кружев и ленточек походило на шар. Её мучил страх за свою жизнь. Боль и страдания от мученической смерти Мии, не давали девушке спокойно смотреть на любую тень. Ей везде мерещились вампиры и кровопийцы, так как из тела Мии, по словам сотрудников ФБР, вытекла вся кровь, отчего она и умерла. Девушка «надела» на себя эту боль, подсознательно не желая отождествлять себя с Мией, она одевала максимально отличную одежду от наряда сёстры, в котором её нашли мёртвой.
Слушая девушку, вместе с нарастающим в ней страхом, менялось моё настроение. Действовать по установленному мной шаблону не получалось. Моя метода работы с неудачниками (потерявшими веру в успех) и опустившими руки (потерявшими веру в себя) клиентами была проста: когда они развивали максимальную плаксивость, ошарашить их уроненным на стол пластиковым бокалом, показать им мои искалеченные руки; добить их «слабость» видом своего «прекрасного лица»; улыбаясь максимально дружелюбно обнять их, и отпустить. Хоть и глупо всё выглядело, но по статистике Теда, получалось, что эта метода работала.
Теперь получалось, мне будут посылать клиентов, которые живут в боли утрат и страхах чужой смерти. Сработает ли тут моя метода? Мне не хотелось портить моё мнение о себе, окунувшись в шарлатанство и ложь во имя добра. Прекрасно понимая, что раньше я мог противопоставить всем неудачам, лени, слабой мотивированности на жизнь свой пример «выживания», теперь же мне нечего было бросать на весы Правды из личного опыта. Мои родители были живы и здоровы. Бабушку и дедушку со стороны отца, я не знал при их жизни, а мамины родители старели вдалеке от нас, путешествую по миру на лайнерах, выбирая для кратковременного проживания маленькие экзотические города. Что мог противопоставить я чужому горю, чужой потере?
Моя нервозность начала просачиваться наружу, впитываемая
