Выходя из подъезда, Роман едва не споткнулся о неопрятную, раздавленную тушку крысы. Судя по виду, издохла крыска уже давно, не менее двух суток назад. «Черт знает, что такое! – подумал Роман. Брезгливо перешагнув через труп, он отправился дальше, высматривая по сторонам бездельничающих дворников, но не обнаружил ни одного.
По дороге Роман отрешенно гадал, сколько еще мертвых останков он сегодня повстречает. Это начинало выходить за всякие рамки. Никаким поэтическим вдохновением нельзя было объяснить такого наплыва трупов в окружающей среде. В последние дни они буквально валялись под ногами и не выходили из головы.
Но ничего в таком роде больше не попалось, если не считать нескольких мусорных кучек по бокам дорожки – аккуратных творений местных дворников, отдаленно напоминающих могильные холмики.
Домишко, где располагалась редакция журнала «Дирижабль», ровно ничем не отличался от того, где коптился родной «Затейник». Та же серая несколькоэтажка, отданная под мелкие офисы.
Выгрузившись из лифта на четвертом этаже, Роман уткнулся в табличку: «Дирижабль. Журнал истории, цивилизации, культуры. Тайнопись времен». Пока он стоял перед дверью, читая и раздумывая, что бы могли означать последние два слова, та вдруг открылась. Роман оказался нос к носу с человеком неприятной наружности. Тот окинул его холодно-гадливым взором и, отодвинув рукой в сторону, как бесчувственный предмет, вышел в коридор. Роман растерянно посмотрел ему вслед. Смурной тип. Совершенно неинтеллигентная внешность. Что он мог делать в редакции журнала? Чинить электропроводку? Служить живым экспонатом тайнописи времен? Тип был очень похож на индейца: смоляные нечесаные патлы чуть не до пупа, кожаная тесьма на лбу, горбатый нос, глаза с прищуром. Эти колоритные характерности вызвали в памяти Романа облик индейца Джо из детского фильма. Ему еще никогда не доводилось сталкиваться нос к носу с живыми индейцами, поэтому внезапная встреча на пороге авантюрной редакции произвела на него сильное впечатление. Роман сразу же окрестил «индейца» Хромым Хмырем – тот припадал при ходьбе на одну ногу. И почему-то моментально решил, что Хмырь не случаен и обязательно встретится ему еще когда-нибудь, как того требовали законы литературного жанра.
Отвлекшись наконец от Хмыря, Роман вошел внутрь. Он оказался на перепутье трех дверей – в уютной приемной с мягкой мебелью для гостей, пальмой в кадушке, настенной живописью и столом в углу. За столом сидела секретарша во всеоружии женского служебного арсенала, призванного делать из просто женщины деловую женщину – гибрид плюшевого котенка и стального сейфа. Строгий темно-синий костюм, гладкая прическа, на шее – толстый слой искусственного жемчуга, почти как ортопедический воротник, прохладный изучающий взгляд, выражение лица – неопределимое: то ли брезгливое, то ли надменное, то ли настороженное. Но красивая, из тех, что впечатляют. Особенно с первого взгляда.
Роман впечатлился, хотя всегда боялся таких женщин и обходил далеко стороной. Их высокостильная и надменная женственность, наводимая по всем правилам искусства моды и красоты, отпугивала не меньше, а может и больше, чем неприкрытое уродство несчастных дурнушек. Он бесстыже глазел на секретарское диво, позабыв о цели визита, пока само диво не вывело его из забытья.
– Молодой человек, вы по какому делу? – спросила секретарша томным, соблазняющим голосом.
Роман молча отдал ей письмо. Та мельком взглянув на бумагу, сняла телефонную трубку и щелкнула кнопочками.
– Сергей Владиленович, к вам молодой человек по вчерашнему запросу… Хорошо.
Она положила трубку и вскинула на Романа царские очи.
– Сергей Владиленович сейчас занят. Он просит вас подождать его.
– Я подожду, – смирился Роман.
Он расположился на кожаном гостевом диване, сразу же утонув в его мягкой пухлости. С этого места открывался вид на кадушку с развесистым деревом и картину на стене в почти незаметной рамочке. Картина поразила его лаконичностью изобразительных средств. Точнее, эти средства даже изобразительными назвать было трудно, и Роман засомневался – считать ли картину произведением живописи или литературного минимализма? На однородном сером фоне по центру были выведены ровные буквы:
VA CU UMMU UC AV
«Вакуум. Пустота», – подумал Роман, но дальше этого его разумение не пошло. Авторская фантазия не поддавалась классификации и вылезала за пределы всех известных Роману постмодернистских направлений.
– О! Я вижу вам не чуждо наслаждение тонким искусством. Не многие могут по достоинству оценить это произведение. Между тем – это истинный шедевр живописи, сравнимый разве что с творениями Высокого Возрождения. – Секретарское диво покинуло свое место за столом и приблизилось к Роману.
– Признаться, я не совсем улавливаю… – смущенно пробормотал ценитель тонкого искусства, попытавшись выбраться из диванных объятий. Но почувствовав на плечах руки, властно препятствующие этим попыткам, плюхнулся обратно и застыл, не смея повернуть голову в сторону повелительного дива. Секретарша опустилась рядом на широкий подлокотный валик. Рук с плеч не убрала, напротив – полуобняв Романа, прижалась к нему грудью. А над ухом все звучал глубокий, бархатный голос:
– Согласитесь, картина бесподобна. К сожалению, это только копия. Подлинник находится в одной из частных американских коллекций. Автор – Дэвид Смит, малоизвестный художник…
Левая рука бесстыжего дива неторопливо, но настойчиво пробиралась за воротник его рубашки. Правая нежно ерошила волосы. Роман сносил домогательства в остолбенении.
– …Концепция поистине гениальна. Картина называется, как вы уже, наверное, догадались, «Пустота». Замысел рассчитан на то, чтобы заставить зрителя сосредоточиться на абсолютной пустоте между буквами, погрузиться в это пространство незримости, немыслия, нечувствования, небытия. Это пространство и есть настоящий, подлинный мир, без лишних примесей. Пустота открывает нам совершенно иной мир, сказочно прекрасный…
Стройная ножка дива переместилась на колени Романа. Верхняя пуговица его рубашки расстегнулась, поддавшись натиску властной женской руки.
– …зритель непременно должен как бы самораствориться в этих зовущих глубинах скрытого от повседневности мира. Вы меня понимаете? – тонкие пальчики затеяли под рубашкой рискованную игру.
Роман понял, что сейчас с ним случится обычная мужская интересность, и от этого понимания моментально взмок. Мысленно он взмолился о спасении.
– …а ты, – она дышала ему в самое ухо, понизив голос до интимного шепота, – разве ты не чувствуешь, что непременно должен войти туда, раствориться в этих влекущих, сокровенных глубинах, отдать им всего себя, и ты сделаешь это…
