— Около тридцати шести часов, — сказала она, подсчитав в уме. — Примерно… плюс-минус один-два.
Рози ждала, что Анна либо выдаст ей какие-то бланки, либо заполнит их сама, но та лишь продолжала смотреть на нее поверх сложного рельефа своего письменного стола. Это действовало на нервы.
— А теперь расскажи мне обо всем поподробнее.
Рози глубоко вздохнула и рассказала Анне о пятнышке крови на простыне. Ей не хотелось, чтобы у Анны создалось представление, будто она настолько ленива или безумна, что бросила мужа, с которым прожила четырнадцать лет, оттого, что не захотела переменить постельное белье. Но она опасалась, что именно так это и может быть воспринято. Она была не в состоянии объяснить те сложные чувства, которые пробудило в ней это пятнышко. Не могла сознаться в той ярости, которую ощутила тогда, — ответной ярости на бесконечные обиды, казавшейся одновременно и чем-то новым, и привычным. И все же она рассказала Анне, как раскачивалась на Стуле Пуха с такой силой, что рисковала сломать его.
— Так я называю свое кресло-качалку, — сказала она вспыхнув. Ей показалось, что ее щеки вот-вот задымятся. — Я понимаю, это глупо…
Анна Стивенсон сделала мягкий, успокаивающий жест.
— Что ты сделала после того как решила уйти? Расскажи мне об этом.
Рози рассказала ей о кредитной карточке ATM и о том, как была уверена в том, что Нормана кольнет предчувствие и он позвонит или заедет домой. Она опустила часть своего рассказа о мучительных поисках туалета, но рассказала, как воспользовалась кредиткой, и сколько сняла со счета, и как приехала в этот город, потому что он показался ей достаточно далеким. К тому же автобус по этому маршруту отходил первым. Слова то выплескивались из нее водопадом, то перемежались паузами, в течение которых она пыталась обдумать, что говорить дальше, и не переставала удивляться, почти не верила в то, что сделала. Закончила она рассказом о том, как заблудилась сегодня утром, и показала Анне визитку Питера Слоуика. Взглянув на визитку, Анна вернула ее Рози.
— Вы его хорошо знаете? — спросила Рози. — Мистера Слоуика?
Анна улыбнулась, как показалось Рози, с горчинкой.
— О да, — сказала она. — Он мой старый друг. Это действительно так. И еще он — друг женщин вроде тебя.
— Как бы там ни было, я наконец добралась сюда, — закончила Рози. — Я не знаю, что будет дальше, но по крайней мере сейчас я перед вами.
Слабая улыбка заиграла на губах Анны Стивенсон.
— И это хорошо.
Собрав всю свою оставшуюся смелость — за последние тридцать шесть часов она лишилась ее почти целиком, — Рози спросила, можно ли ей провести ночь в «Дочерях и Сестрах».
— И не одну, если тебе понадобится, — ответила Анна. — Строго говоря, этот дом — приют, содержащийся наполовину на частные пожертвования. Ты можешь пробыть здесь до восьми недель, и даже этот срок, вообще говоря, не предельный. Мы здесь не очень скупимся, в «Дочерях и Сестрах». — Она слегка (и, вероятно, бессознательно) приосанилась, произнося эти слова. Рози вдруг вспомнила фразу французского короля, которую она учила, кажется, тысячу лет назад во втором классе: Lʼetat cʼest moi[5]. Потом эту мысль смыло изумление, когда до нее по-настоящему дошло то, что сказала эта женщина.
— Восемь… Восемь…
Она подумала о бледном молодом человеке, который сидел у входа в портсайдский терминал, — того, при плакатике на коленях с надписью: «Бездомный и зараженный СПИДом». Легко представила, что бы он почувствовал, если бы какой-нибудь прохожий вдруг бросил стодолларовую банкноту в его коробку из-под сигар.
— Простите, вы сказали — до восьми недель?
Ей показалось, что Анна Стивенсон сейчас произнесет с раздражением: «Прочисть свои ушки, милая. Дней, я сказала — восемь дней. Ты думаешь, мы позволили бы таким, как ты, оставаться здесь восемь недель? Ты слишком размечталась, милая?»
Вместо этого Анна кивнула.
— Правда, очень немногие женщины, приходящие к нам, вынуждены оставаться так долго. И мы этим гордимся. В конце срока ты заплатишь за свое проживание, хотя мы считаем, что цены здесь умеренные. — Она снова улыбнулась своей быстрой и чуть-чуть самодовольной улыбкой. — Тебе следует знать, что условия тут далеки от роскоши. Большая часть второго этажа превращена в спальню. Всего у нас тридцать постелей — ну, скорее коек, — одна из них сейчас свободна, почему мы и можем принять тебя. Комната, в которой ты спала сегодня, принадлежит одной из живущих здесь моих помощниц. Всего их три.
— Вам не надо спрашивать разрешения у кого-то? — с надеждой пролепетала Рози. — Поставить мою кандидатуру для утверждения комитетом или еще кем-нибудь?
— Я и есть комитет, — ответила Анна. Позже Рози подумала, что, наверное, прошли долгие годы с тех пор, как эта женщина сама услышала нотки гордости в своем голосе. — «Дочери и Сестры» были основаны моими родителями — очень состоятельными людьми. Существует обширный фонд пожертвований. Я решаю, кому предлагать остаться, а кому — нет… Правда, реакция остальных женщин на потенциальных «Д и С» тоже очень важна. Быть может, она — решающая. Их реакция на тебя была положительной.
— Я им очень благодарна! — просияла Рози.
— Надеюсь, ты оправдаешь доверие. — Анна порылась в бумагах на своем столе и наконец нашла то, что хотела, за компьютером «Пауэр-Бук», стоящим слева от нее. Она подвинула к Рози лист бумаги с голубым заголовком «Дочери и Сестры».
— Вот. Прочти и подпиши. По сути, тут сказано, что ты согласна платить шестнадцать долларов в сутки за жилье и питание. Плата при необходимости может быть отсрочена. По-настоящему это даже не имеет юридической силы; просто письменное обещание. Нас устроит, если ты сможешь заплатить сразу хотя бы половину, когда будешь уходить, по крайней мере на некоторое время.
— Я смогу, — сказала Рози. — У меня еще остались кое-какие деньги. Не знаю, как мне благодарить вас за это, миссис Стивенсон.
— Для моих деловых партнеров я — миссис, для тебя — Анна, — ответила та, глядя, как Рози царапает свое имя на листке внизу. — И тебе не стоит благодарить ни меня, ни Питера Слоуика. Это Провидение привело тебя сюда — Провидение с большой буквы, точь-в-точь как в романе Чарлза Диккенса. Я действительно верю в него. Я видела слишком многих женщин, приползавших сюда совершенно разбитыми и уходивших здоровыми и веселыми, чтобы не верить. Питер — один из двух дюжин людей в городе, которые посылают мне женщин, нуждающихся в помощи, но сила, толкнувшая тебя к нему, Рози… Это было Провидение.
