— Не нужны мне болеутолители, — сказал Чарли.
— Заткнись, Ашер, это не тебе, — машинально ответила Лили — и тут задумалась: книга, история Рэя, бирки на барахле в задней комнате…
Задумалась и содрогнулась.
— Извините, босс. Давайте я вам помогу.
Рэй вернулся из лавки с небольшой пластмассовой аптечкой, задрал Чарли рукав и стал промывать перекисью водорода.
— Что случилось?
— Ничего, — ответил Чарли.
— Поскользнулся, упал на гравий.
— Рана вполне чистая — никакого гравия нет. Ну ты и падаешь.
— Долгая история, — сказал Чарли.
— Ай!
— Что там за шум был в переулке? — спросила Лили — ей настоятельно требовалось выйти покурить, но оторваться от происходящего она была не в силах.
Она и вообразить не могла, что Чарли Ашер — тот самый. Ну как это возможно?
Он такой… такой недостойный.
Темное подбрюшье жизни ему не ведомо, как ведомо ей. Однако это ему светятся предметы.
Он — оно и есть.
Лили была крайне удручена.
— А, это собаки Императора чайку в мусорку загнали. Ничего особенного. Я упал с крыльца на Тихоокеанских высотах.
— Наследство, я помню, — сказал Рэй.
— Как там все?
— Нехорошо. Вдовец был убит горем, и ему при мне стало плохо с сердцем.
— Да брось ты.
— Нет, на него просто как бы накатило, когда подумал о супруге, и он рухнул. Я делал ему искусственное дыхание и массаж сердца, пока «скорая» не подъехала. Увезли в больницу.
— Так… — начала Лили, — ты забрал там… э-э, взял там что-нибудь особенное?
— Что? — Глаза Чарли распахнулись.
— В каком это смысле — особенное? Ничего там особенного не было.
— Остынь, босс, я просто спрашиваю, достанется ли нам бабусино тряпье.
— «Он — оно», — думала Лили. Гондон.
Чарли покачал головой:
— Не знаю — все так странно. Все это так очень странно. — На этих словах он содрогнулся.
— Странно в каком смысле? — спросила Лили.
— В смысле круто и темно или в смысле, что ты Ашер и по большей части не рубишь фишку?
— Лили! — рявкнул Рэй.
— Иди в зал. Подмети что-нибудь.
— Ты не босс мне, Рэй. Я просто являю сочувствие.
— Все в порядке, Рэй. — Чарли, похоже, задумался, как ему определить понятие «странно», и не пришел ни к какому рабочему варианту.
В конце концов произнес:
— Ну, во-первых, имущество этой женщины нам сильно не по зубам. Вдовец якобы позвонил нам, потому что мы — первый старьевщик в телефонной книге, но не похоже, что он на такое способен.
— Это не странно, — сказала Лили.
«Признайся, и точка», — подумала она.
— Ты сказал, он был убит горем, — произнес Рэй, промакивая мазью-антибиотиком порезы Чарли.
— Может, у него все иначе.
— Да, а кроме того, он злился на жену за то, как она умерла.
— Как? — спросила Лили.
— Наелась кремнегеля, — ответил Чарли.
Лили вопросительно глянула на Рэя: «кремнегель» звучал технически-ботанически, а техника была особой областью Рэева ботанства.
Экс-полицейский ответил:
— Это влагопоглотитель — его пакуют в электронику и прочее невлагостойкое барахло.
— Гадость, на которой написано «Несъедобно»? — уточнила Лили.
— Боже, как это глупо. Все же знают — «Несъедобное» не едят.
Чарли сказал:
— Мистера Мэйнхарта все это довольно крепко подкосило.
— Ну я думаю, — сказала Лили.
— Он женился на полной, блядь, УО.
Чарли поморщился:
— Лили, это неуместно.
Та закатила глаза и пожала плечами. Она терпеть не могла, когда Чарли впадал в режим «Па-пик».
— Ладно, ладно. Я пошла на перекур.
— Нет! — Чарли соскочил с кресла и преградил Лили путь к черному ходу.
— На улицу! Отныне ты куришь на тротуаре.
— Но ты же сам говорил, что когда я курю перед входом, я похожа на малолетнюю прошмандовку.
— Я осуществил переоценку. Ты повзрослела.
Лили прищурила глаз, дабы поглубже заглянуть ему в душу и тем самым прозреть его истинную повестку дня. Огладила свою черную виниловую юбочку, и та при касании пискнула, будто под пыткой.
— Ты пытаешься сказать, что у меня большая попа, да?
— Я совершенно никаким местом не пытаюсь этого сказать, — стоял на своем Чарли.
— Я просто говорю, что твое присутствие перед входом в лавку — тот актив, который может привлечь клиентуру из туристов с канатной дороги.
— А. Ну ладно. — Лили схватила пачку гвоздичных со стола и двинулась мимо стойки наружу — думать думу, а на самом деле — кручиниться, потому что, как ни надеялась, она — отнюдь не Смерть.
Книга предназначалась Чарли.
В тот вечер Чарли дежурил в лавке, не понимая, зачем наврал своим работникам, — и тут заметил, как снаружи у витрины промелькнула какая-то вспышка. Через секунду вошла поразительно бледная рыжая женщина. На ней было короткое черное платье и черные блядские «лодочки». По проходу она шла так, словно явилась на пробы для видеоклипа. Волосы ее длинными локонами струились по плечам и спине, словно огромная темно-рыжая мантия. Глаза — изумрудно-зеленые, и, когда женщина заметила, как Чарли смотрит, она улыбнулась и остановилась шагах в десяти.
Чарли ощутил почти болезненный толчок — он будто бы зародился из паха — и через секунду признал автономную реакцию похоти. Ничего подобного он не ощущал с тех пор, как умерла Рэчел, и теперь невнятно устыдился.
Женщина разглядывала его — осматривала, будто подержанный автомобиль. Чарли был уверен, что наверняка заливается румянцем.
— Здравствуйте, — сказал Чарли.
— Чем могу служить?
Рыжая снова улыбнулась — слегка — и полезла в сумочку: ее Чарли поначалу не заметил.
— Я нашла вот это, — сказала женщина, вытащив серебряный портсигар.
Такие Чарли видел теперь нечасто, даже на рынке антиквариата. Портсигар рдел, пульсируя, — как вещи на складе.
— Я была тут недалеко, и что-то мне подсказало — место ему здесь.
Она подошла к стойке напротив Чарли и положила перед ним портсигар.
Чарли едва мог шевельнуться. Он таращился на рыжую, даже не сознавая, что упирается взором в ложбинку меж грудей, чтобы не смотреть в глаза; а женщина, похоже, обмахивала взглядом его плечи и голову, будто бы наблюдая за тучей мошек над Чарли.
— Потрогайте меня, — сказала она.
— А? — Он поднял взгляд, увидел, что она не шутит.
Женщина протянула руку: ногти наманикюрены и того же темно-красного оттенка, что и помада. Он взял ее за руку.
Едва он коснулся руки, женщина ее отняла.
— Вы теплый.
— Спасибо. — В тот же миг он понял, что она — нет.
Пальцы ее были холодны как лед.
— Значит, вы не из нас?
Он попробовал прикинуть, что это «нас» может значить. Ирландцы? Гипотоники? Нимфоманы? Почему он вообще об этом подумал?
