— Миляга? — сказал он.
Он не ответил. Он только отнял руку от своего плеча и продолжал неподвижно стоять у стены.
— Убей его! — продолжал повторять Сартори. — Убей его! Это всего лишь иллюзия!
Пай повернулся, по-прежнему сжимая клинок в поднятой руке.
— Не надо… — сказал Миляга, но мистиф уже двинулся в направлении Автарха. Миляга выкрикнул его имя и оттолкнулся от стены, пытаясь остановить его. — Пай! Послушай…
Мистиф бросил взгляд назад, и в это мгновение Сартори поднял ладонь к своему глазу, сжал кулак и плавным движением вытянул руку вперед, высвобождая то, что она выхватила из воздуха. С ладони его полетел небольшой шарик, за которым тянулся дымный след, — нечто вроде материализовавшейся энергии его взгляда. Миляга потянулся к мистифу, стремясь оттащить его в сторону от траектории полета, но рука его бессильно ухватила воздух в нескольких дюймах от спины Пая, а когда он предпринял вторую попытку, было уже поздно. Трепещущий клинок выпал из рук мистифа, отброшенного силой удара. Не отрывая взгляда от Миляги, он упал прямо ему в объятия. Сила инерции увлекла их обоих на пол, но Миляга быстро выкатился из-под мистифа и поднес руку ко рту, чтобы защитить их с помощью пневмы. Однако Сартори уже исчезал в облаке дыма.
На лице его застыло выражение, воспоминание о котором мучило потом Милягу много дней и ночей. В нем было больше тоски, чем триумфа, больше скорби, чем ярости.
— Кто теперь примирит нас? — сказал он, скрываясь во мраке. Клубы дыма сгустились вокруг него, словно по его приказу, чтобы он мог спокойно удалиться под их прикрытием.
Миляга не стал преследовать его и вернулся к мистифу, который лежал на том же самом месте, где и упал. Он опустился перед ним на колени.
— Кто это был? — спросил Пай.
— Мое творение, — сказал Миляга. — Я создал его, когда был Маэстро.
— Еще один Сартори? — сказал Пай.
— Да.
— Тогда беги за ним. Убей его. Такие существа — самые…
— Позже.
— …пока он не убежал.
— Он не может убежать, любимый. Где бы он ни был, я всюду найду его.
Руки Пая были прижаты к тому месту на груди, куда его поразила злая сила Сартори.
— Позволь мне взглянуть, — сказал Миляга, отводя руки мистифа и разрывая рубашку. Рана представляла собой пятно, черное в центре и бледнеющее к краям вплоть до гнойно-желтого.
— Где Хуззах? — спросил Пай. Дыхание его было затрудненным.
— Она мертва, — ответил Миляга. — Ее убил нуллианак.
— Как много смерти вокруг, — сказал Пай. — Это ослепило меня. Я мог бы убить тебя, не сознавая, что делаю.
— Мы сейчас не будем говорить о смерти, — сказал Миляга. — Нам надо придумать способ, как исцелить тебя.
— Есть более срочное дело, — сказал Пай. — Я пришел сюда, чтобы убить Автарха…
— Нет, Пай…
— Таков был приговор, — настаивал Пай. — Но теперь мне это не под силу. Ты сделаешь это за меня?
Миляга подсунул руку под голову мистифа и помог ему сесть.
— Я не могу этого сделать, — сказал он.
— Почему? Ты ведь можешь сделать это с помощью пневмы.
— Нет, Пай, не могу. Это все равно что убить самого себя.
— Что?
Мистиф недоуменно уставился на Милягу, но его озадаченность продлилась недолго. Прежде чем Миляга успел начать объяснения, он испустил протяжный, страдальческий стон, уложенный в три скорбных слова:
— Господи Боже мой.
— Я нашел его в Башне Оси. Сперва я просто не поверил своим глазам…
— Автарх Сартори, — сказал Пай, словно проверяя слова на слух. Потом похоронным голосом он произнес: — Звучит неплохо.
— Скажи, ведь ты все это время знал, что я Маэстро, правда?
— Конечно.
— Но ты ничего не сказал мне об этом.
— Я открыл тебе столько, сколько осмелился. Но ведь я был связан клятвой никогда не напоминать тебе, кем ты был в прошлом.
— Кто взял с тебя эту клятву?
— Ты сам, Маэстро. Тебе было очень больно, и ты хотел забыть страдания.
— И как мне это удалось?
— Очень простой ритуал.
— Ты его совершил?
Пай кивнул:
— Я помог тебе в этом, как помогал во всем остальном. Ведь я был твоим слугой. И я дал клятву, что когда ритуал свершится и прошлое будет спрятано от тебя, я никогда не открою его тебе снова. А клятвы неподвластны времени.
— Но ты продолжал надеяться на то, что я задам подходящий вопрос и…
— Да.
— …ты сможешь вернуть мне мою память.
— Да. И ты подходил очень близко.
— В Май-Ke. И в горах.
— Но недостаточно близко, чтобы освободить меня от ответственности. Мне приходилось хранить молчание.
— Ну теперь, мой друг, я освобождаю тебя от этой клятвы. Когда мы тебя вылечим…
— Нет, Маэстро, — сказал Пай. — Такие раны невозможно исцелить.
— Очень даже возможно, и ты вскоре сам сможешь в этом убедиться, — сказал Миляга, отгоняя от себя мысль о возможности неблагоприятного исхода.
Он вспомнил рассказ Никетомаас о лагере голодарей на границе между Первым и Вторым Доминионами и о том, как туда отвезли Эстабрука. Она утверждала, что там возможны самые настоящие чудеса исцеления.
— Мой друг, мы с тобой отправляемся в долгое путешествие, — сказал Миляга, взваливая мистифа себе на спину.
— К чему ломать себе хребет? — сказал Пай-о-па. — Давай попрощаемся напоследок, и ты оставишь меня здесь.
— Я не собираюсь прощаться с тобой ни здесь, ни в каком-либо другом месте, — сказал Миляга. — А теперь обхвати меня за шею, любимый. Нам еще предстоит долгий путь.
Восход кометы над Изорддеррексом отнюдь не заставил зверства прекратиться или попрятаться в укромные уголки, совсем напротив. Теперь городом правила Гибель, и двор ее был повсюду. Шли празднества в честь ее восшествия на престол; выставлялись напоказ ее символы, из которых больше всех повезло тем, кто уже умер; репетировались ритуалы в преддверии долгого и бесславного правления. Сегодня дети были одеты в пепел и, словно кадильницы, держали в руках головы своих родителей, откуда до сих пор еще исходил дым пожаров, на которых они были найдены. Собаки обрели полную свободу и пожирали своих хозяев, не опасаясь наказания. Стервятники, которых Сартори некогда выманил из пустыни тухлым мясом, собирались на улицах в крикливые толпы, чтобы пообедать мясом мужчин и женщин, которые сплетничали о них еще вчера.
Конечно, среди оставшихся в живых были и те, в ком еще теплилась мечта о восстановлении порядка. Они собирались в небольшие отряды, чтобы делать то, что было в их силах, — разбирать завалы в поисках уцелевших, тушить пожары в тех домах, которые еще имело смысл спасать, оказывать помощь раненым и даровать быстрое избавление тем, у кого уже не хватало сил на следующее дыхание. Но их было гораздо меньше, чем тех, чья вера в здравый смысл этой ночью была разбита вдребезги и кто утром встретил комету с опустошением и отчаянием в сердце. К середине утра, когда Миляга и Пай подошли к воротам, ведущим из города в пустыню, уже многие из тех, кто начал этот день с намерением спасти хоть что-нибудь, прекратили борьбу и решили покинуть город, пока еще живы. Исход, в результате которого за полнедели Изорддеррекс потеряет почти все свое население, начался.
