— То были лучшие годы моей жизни. Мы очень любили друг друга. Я испытывал почти беспредельное счастье, какого не знал никогда в жизни.
Я закрыл глаза и стал молиться о том, чтобы пришли слезы. Я всегда знал, что Макс обожал ее. Я видел это в каждом его взгляде, в каждом движении. Любовь читалась на его лице так же легко, как она когда-то читалась на моем. Я тоже несказанно любил свою жену. И обоих нас — и сына, и меня — судьбе было угодно лишить счастья.
Макс продолжал ходить. Через несколько секунд в его голосе появилась хрипота. Я видел, как он борется с ней, чтобы договорить то, что хотел сказать.
— Видеть ее рядом с собой было моей радостью, — продолжал Макс. — Ее любовь ко мне не знала сомнений. Я боготворил ее, Гарри. Не сомневаюсь, что ты считаешь такое отношение к жене невозможным для меня, но отец видел это, — добавил Макс, указывая на меня. — Он знал о моей любви.
«Да, это так, сынок», — подумал я, открыв глаза опять.
— Она была для меня всем. Все, что есть лучшего в мире, все воплощала моя Аделаида. Все, что есть прекрасного, чистого и невинного.
Его последнее слово прозвучало особенно громко, оно сопровождалось гримасой боли. Гарри замер, его обуревали страх и дурные предчувствия.
Несколько мгновений Макс стоял неподвижно, глаза его под насупленными бровями были мрачны, он медленно, с трудом дышал.
— Макс, прошу тебя, позволь мне вызвать врача! — вскричал Гарри.
Макс отмахнулся и возобновил хождение по кабинету, но теперь все его движения были неуверенны.
— Она носила под сердцем наше дитя, когда произошло непоправимое, — продолжал он измученным голосом. Я мечтал о том, чтобы, зажмурив глаза, сбросить всю эту сцену в небытие.
— Она устала в тот вечер. Я просил ее остаться дома, но она и слышать не хотела об этом. Считала, что должна быть рядом со мной. Помогать мне. Поддерживать.
«Сын, умоляю, прекрати это самоистязание!» — думал я.
Макс остановился и, прислонившись к раме высокого окна, бросил взгляд на озеро, на беседку, стоявшую на берегу. Дыхание его прерывалось.
— Становится темнее и темнее. Будет буря.
Он отвернулся от окна. Теперь его лицо приняло суровое, непреклонное выражение, будто бы он решился превозмочь боль.
— Но для нее это оказалось слишком тяжелым испытанием. — Он снова принялся шагать по кабинету. (Я с болью смотрел на него.) — Случился выкидыш. Она потеряла прежнюю быстроту движений и не успела увернуться от упавшего механизма.
Он замолчал и поднес ладонь к глазам, как будто в попытке стереть память о том страшном вечере.
— Моя жена… — бормотал он надломленным голосом. — Наше дитя… Я все потерял в один миг. Поистине ужасный миг.
Он стиснул зубы и прижал руку к желудку.
— Макс, — окликнул его Гарри.
Ни малейшей реакции на оклик. Рука, прижатая к животу, исказившая лицо гримаса боли. Но вот он снова меряет шагами кабинет.
«Нет, мне не вынести этого», — подумал я.
— Ее нет со мной уже двенадцать лет. А я все еще люблю ее, и только ее. Моя любимая, мой ангел. Никого нет на свете, кто хоть немного походил бы на нее. И никогда не будет. Никогда.
С немым криком Макс рухнул на пол, руки его вытянулись вперед в попытке опереться на ближайший стул.
С трудом он снова поднялся на ноги, когда Гарри подбежал к нему с выражением страха на лице. Макс вытянул дрожащую руку и чуть слышно потрепал его по руке.
— Это лучший путь отсюда… дружище, — пробормотал он слабо.
«Но далеко не лучший вариант уходить на глазах отца», — кричал мой разум, объятый тревогой и гневом.
— Я лишился не только Аделаиды. — Макс с видимым трудом втянул ноздрями воздух. — С нею ушло из моей жизни счастье. Ты знаешь это так же, как и я.
«Но я-то не ушел! — кричал мысленно я. — Может быть, я и кажусь вам картофелиной, но я все-таки здесь!»
Макс снова простонал и стиснул зубы с такой силой, что они заскрипели.
— Бож-же мой, — вырвалось у него.
Он выдавил притворную улыбку, но в ней не было веселья.
— Да, я потерял все. Мои руки, зрение, слух. Моя судьба, моя карьера. — Он мгновение помолчал. — Теперь я потерял и жизнь, — тихо закончил он.
«Но я с тобой, сынок, я не оставлю тебя», — кричал мой несчастный ум.
С коротким, поверхностным вздохом Макс упал на колени рядом со стулом, корчась в припадке боли. Взгляд его застыл, на лице была маска агонии.
Гарри сумел помочь ему приподняться и боком сесть на стул. Макс бессильно откинулся на его спинку, дыхание с трудом давалось ему.
— Боже, — застонал он опять.
Макс начал задыхаться, не в силах поймать ртом воздух. Рот его открылся, язык вывалился наружу.
Затем послышался всхлипывающий стон, тело сотрясли конвульсии, Макс несколько раз содрогнулся и затих. Глаза его закатились.
Я почувствовал, как тяжело бухает мое бедное сердце, старый молот в тесной клетке груди, измученный перенесенным ударом. О, почему ты не разорвалось надвое в этот момент?
Гарри, застыв в молчании, не сводил глаз с моего сына. Наконец ему удалось разлепить губы.
— Г-господи, — еле сумел выговорить он. — Г-господи Иисусе!
Согнувшись над телом, он прижал ухо к груди Макса, внимательно прислушался, задерживая собственное дыхание, чтобы услышать дыхание Макса. И не услышал ничего. Сердце моего сына перестало биться.
Гарри резко выпрямился и с потрясенным видом уставился на труп. Затем выражение его лица изменилось — теперь он смотрел на Макса с бешенством.
И тут, выплевывая слова, которых я не забуду до самой смерти, которые характеризовали его как нельзя лучше, он прошипел:
— Ты — вшивый сукин сын. Мне же теперь не удастся вернуться в Бостон вовремя.
Возглас ужаса, который сорвался с его губ, более походил на женский крик, ибо тело Макса резко выпрямилось, глаза распахнулись широко и страшно, а пальцы вцепились в руки Гарри.
Тот инстинктивно отпрянул, пытаясь вырваться из этой хватки, но потерял равновесие и упал рядом с Максом.
Навзничь лежа на полу, судорожно хватая ртом воздух, задыхаясь, Гарри, не веря своим глазам, таращился на Макса.
— Сюрприз! — воскликнул тот.
Последовало минутное молчание. Затем Макс вскочил с пола, подошел к моему инвалидному креслу и положил руку мне на плечо.
— Извини, что напугал тебя, padre, — мягко произнес он. — Но мне хотелось показать этот прекрасный номер тебе, единственному человеку на земле, который может его оценить. Грандиозно получилось?
И склонившись ко мне, он поцеловал меня в щеку, затем отвернулся и направился к Гарри.
