– И бежать не пытайся тоже. Бежать-то некуда. И сумку с пистолетиком не надейся схватить, – добавил он, перехватывая ее руку на пути к брошенной второпях на пол элегантной сумочке под цвет куртки.
Нужно было признать, что самообладание вернулось к Зильке быстро. Даже и не пытаясь вырвать свою ладонь из твердой ладони Карла, она почти кокетливо проворковала – исходя при этом злобой, как нежно воркующая гремучая змея:
– Не думай, что я не узнала тебя, Гюнтер фон Корф. Как бы могла я забыть изгиб твоей шеи после всего, что было между нами на той тайной квартире? Ты ведь, небось, ничего не рассказывал об этом своей хорошенькой курочке?
Это порция яда была явно предназначена Инге, которую Зильке, по-видимому, и впрямь приняла за жену Карла.
– А пистолет опусти! – это она уже адресовала Карлу. – Ты ведь все равно в меня не выстрелишь. Иначе кто покажет тебе, как выбраться отсюда до взрыва?
– Что, через входную дверь выйти нельзя?
– Входная дверь заперта наглухо, а до взрыва осталось семь минут.
– Так разряди взрывное устройство, и кончим на этом.
– Как я его разряжу? Я даже не знаю, где оно. Нужно спешить – его запустят телефонным звонком в точно назначенное время, – она потянулась за сумочкой. – Пошли, а то не успеем.
Но Карл отдал сумочку не ей, а Инге:
– Держи покрепче, тут все ее ценности.
Они почти бегом пересекли зеркальное пространство и оказались в противоположном углу, не дающем ни малейшего повода подозревать, что где-то в нем таится дверь. Но она там все же таилась – под умелыми пальцами Зильке стеклянные пластины начали раздвигаться, образуя узкий проход, в который она тут же нацелилась нырнуть. И нырнула бы, если б ее не остановила твердая рука Карла.
– Стой!
Отодвинув Зильке в сторону, он кивнул Инге:
– Проходи первая.
Когда Инге ступила в тускло освещенный коридор, он скомандовал:
– Достань из сумочки пистолет, отойди на несколько шагов, взведи курок и держи ее под прицелом.
Инге послушно выполнила его приказ, после чего он подхватил Зильке под локоть:
– Идем вместе!
Зильке пошла, но не так послушно, как Инге, а протестуя на ходу:
– Если мы будем задерживаться в каждом переходе, мы не успеем выбраться до взрыва.
– А разве нам будет лучше, если ты захлопнешь за собой дверь и оставишь нас в ловушке?
Подчиняясь команде Карла, они тесно сплоченной группой двинулись вперед. Коридор был такой узкий, что им пришлось идти гуськом, образуя сэндвич с Зильке в виде начинки. Шли молча, так что можно было отсчитывать время по гулким ударам сердца. Путь показался Инге бесконечно долгим, но взрыва все еще не было. Миновав еще два герметически открывающихся и закрывающихся дверных шлюза, они после нескольких крутых поворотов уперлись в основание темной лестницы, круто уходящей куда-то вверх.
– Там, наконец, выход? – спросил Карл у Зильке.
– Выход, выход. Давай скорей, времени почти не осталось.
Но Карл еще не все выяснил:
– Дверь или люк?
– Дверь, люк, какая разница, – раздраженно отрезала Зильке и сделала шаг к лестнице.
– Тогда впереди пойду я, – решил Карл.
– Ты же не знаешь, как открыть, – возразила Зильке, но вяло, как бы заранее зная ответ.
– Ничего, ты ведь мне подскажешь? Сколько там осталось до взрыва? – протиснувшись между Инге и Зильке, он остановился на первой ступеньке. – Инге, иди позади и все время держи ее на мушке.
Лестница, к счастью, оказалась не слишком длинной, и через полминуты Карл, отодвинув тяжелый засов, уже откидывал крышку люка. Он выбрался наружу и наклонился, протягивая руку Зильке:
– Выходите быстрей.
Инге следила снизу, как Зильке ухватилась за его протянутую руку и уперлась локтями в край люка. И вдруг вместо того, чтобы рвануться все телом вперед, она неожиданно качнулась назад и с силой ударила Инге в грудь острыми каблуками. Растерявшись, Инге уронила пистолет и, потеряв равновесие, покатилась вниз, больно ударяясь о невесть откуда взявшиеся выступы и углы. От этих ударов внутри ее черепной коробки возникло некое подобие барабанного боя: «Та-та-та-та! Та-та-та-та!». «Та-та-та-та! Та-та-та-та!» – гремели барабаны, все громче и громче, пока сознание Инге не помутилось от этого грохота и не упорхнуло туда, где было тихо.
Карл отлично помнил, какой стервой была Лиззи в те давние времена, когда ему вместе с ней и с еще пятью так называемыми товарищами по борьбе пришлось прятаться от немецкой полиции в крошечной тайной квартирке. Опыт совместной жизни с ними навеки внушил ему отвращение к товарищам по борьбе вообще и к подругам по борьбе в частности. Стервозность Лиззи сыграла не последнюю роль в его резком и болезненном разочаровании в тех, с кем свел его провал их так блестяще начатого освободительного движения. Именно она перессорила всех заточенных с нею желторотых юнцов, без разбора кочуя из одного спального мешка в другой и даже не утруждая себя потребностью принять душ при очередной смене партнера. Именно она громче всех выкрикивала свои глупости во время их дурацких теоретических споров, именно ее истерический смех взрывал редкую тишину тесных прокуренных клетушек их убежища в самый неподходящий момент, тут же сменяясь столь же неуместными истерическими слезами. И, как ни удивительно, именно ее портрет навсегда застрял на желтом полицейском листке непойманных террористов.
Значит, вот куда она спряталась – под непроницаемое крыло апокалиптической секты, принципиально не отворявшей свои мистические двери ни перед полицией, ни перед представителями государства. Что ж, неглупо, совсем неглупо – приходилось признать, что Лиззи весьма поумнела за эти годы. Сколько их прошло? Десять, наверно, никак не меньше. И за эти десять лет из вздорной девчонки с необузданными эротическими порывами она превратилась в хладнокровную распорядительницу чужими жизнями, которые она прерывала недрогнувшей рукой. Не он ли сам учил ее этому когда-то? Не он ли внушал ей и ее соратникам, что одна жизнь не значит ничего в сравнении с великими достижениями, оплаченными пригоршней таких жизней? Если бы у него было время, он бы попробовал выяснить у нее, ради каких достижений ей понадобилось устроить эту кровавую бойню среди зеркальных стен. Неужто просто ради денег?
Но времени у него не было – за те несколько минут, что он следил за действиями Лиззи из-за приоткрытой двери, он вполне оценил ее смекалку и коварство. И понял, что ни на секунду не должен оставлять ее без надзора. Перед каждой потайной дверью ему следовало нейтрализовать постоянное стремление Лиззи избавиться от них любой ценой, для чего он и шел замыкающим, затиснув опасность между собой и Инге.
