Ток-ток-ток.
— Они уйдут на запад, — сказал Лео.
— Господи, — пробормотал Ларри. Его бил озноб. Прежний страх захлестнул его. Действительно ли он хочет, чтобы Лео продолжал? Это все равно, что смотреть, как на молчаливом кладбище медленно открывается дверь склепа, а оттуда появляется рука…
«Что бы это ни было, я не желаю слышать это, я не хочу это знать.»
— Мама-Надин хочет убедить себя в том, что это твоя вина. Что ты заставил ее уйти к Гарольду. Но она ждала специально. Она ждала, пока ты не полюбишь маму-Люси слишком сильно. Она ждала до тех пор, пока у нее не появилась уверенность. Он словно стирает ластиком ту часть ее мозга, которая отличает правду от лжи. Частичку за частичкой. А когда эта часть исчезнет, она станет такой же сумасшедшей, как и все они на западе. А может быть, даже больше.
— Лео… — прошептал Ларри, и Лео немедленно отозвался:
— Она называет меня Джо. Для нее — я Джо.
— Я тоже должен называть тебя Джо? — усомнился Ларри.
— Нет. — В голосе мальчика послышалась мольба. — Нет. Пожалуйста, не надо.
— Ты скучаешь по маме-Надин, так ведь, Лео?
— Она умерла, — сказал Лео с убийственной простотой.
— Из-за этого ты вернулся так поздно той ночью?
— Да.
— И из-за этого ты не хотел ни с кем разговаривать?
— Да.
— Но сейчас ты говоришь.
— У меня есть ты и мама-Люси.
— Да, конечно…
— Но это ненадолго! — яростно воскликнул мальчик. — Ненадолго, если только ты не поговоришь с Фрэнни! Поговори с Фрэнни! ПОГОВОРИ С ФРЭННИ!
— Комитет…
— Да никакой не комитет! Комитет тебе ничем не поможет, никому он не поможет, это все старые пути, он смеется над вашим комитетом, потому что это — старые пути, а все старые пути принадлежат ему, и ты это знаешь, и Фрэнни это знает, и если вы поговорите с ней, то вы сможете…
Лео сильно швырнул шарик об асфальт — ТОК! — и он подпрыгнул выше его роста, а потом упал на мостовую и укатился. Ларри не отрывал глаз от шарика. Сердце его отвратительно трепыхалось.
— Я уронил шарик, — сказал Лео и побежал за ним.
Ларри не шелохнулся.
«Фрэнни», — подумал он.
Они сидели вдвоем в раковине открытой концертной площадки на самом краю сцены, свесив свои ноги вниз. До заката оставался час, и несколько людей гуляло по парку. Некоторые из них держали друг друга за руки. Время детей и время любовников совпадает, — ни с того ни с сего подумала Фрэн. Ларри только что закончил свой рассказ о том, что говорил Лео в состоянии транса.
— Ну и что ты думаешь об этом? — спросил Ларри.
— Не знаю, что и думать, — ответила она тихо, — но мне не нравится все то, что с нами происходит. Вещие сны. Старая женщина, которая сначала говорит от имени Бога, а потом уходит в чащу. А теперь маленький мальчик-телепат. Это похоже на сказку. Иногда мне кажется, что супергрипп хоть и сохранил нам жизнь, но отнял у нас разум.
— Он сказал, что я должен поговорить с тобой. Вот я и говорю.
— Господи, — сказала Фрэнни. — И зачем я все это записывала? В этом-то все и дело! Если бы я не оказалась такой глупой, такой самодовольной и не стала бы это записывать… ах, черт меня побери!
Ларри удивленно уставился на нее.
— О чем ты говоришь?
— О Гарольде, — сказала она. — И я боюсь. Я ничего не сказала Стью. Мне было стыдно. Вести дневник — это так тупо… а теперь Стью… теперь Гарольд ему по-настоящему нравится… всем жителям Свободной Зоны, включая и тебя, нравится Гарольд. — Она издала смешок, который прозвучал глухо из-за душивших ее слез. — В конце концов, он ведь был твоим… твоим ангелом-хранителем по дороге сюда, разве не так?
— Пока я ничего не понимаю, — медленно произнес Ларри. — Не могла бы ты рассказать мне, чего ты все-таки боишься?
— В том-то и дело, что Я САМА ТОЛКОМ НЕ ЗНАЮ. — Она посмотрела на него, и в глазах у нее блестели слезы. — По-моему, лучше мне рассказать тебе обо всем, Ларри. Мне надо с кем-то поговорить. Я просто не могу больше держать все это в себе, а Стью… Стью, наверное, не надо об этом знать. Во всяком случае, пока.
— Так давай, Фрэн. Рассказывай.
И она рассказала ему все, начиная с того дня, когда Гарольд подъехал к ее дому в Оганквите на «Кадиллаке» Роя Брэннигана.
После долгой паузы Ларри спросил:
— Как ты можешь быть уверен насчет этого отпечатка? Ты точно знаешь, что он принадлежал Гарольду?
Она поколебалась только одно мгновение.
— Да. Как только я его увидела, я с первой секунды поняла, что он принадлежит Гарольду.
— Эта надпись на амбаре, — сказал Ларри. — Помнишь, в нашу первую встречу я сказал тебе, что поднимался туда, и что Гарольд вырезал на балке сеновала свои инициалы?
— Да.
— Так вот. Там были не только его инициалы. И твои тоже. Внутри сердца. Влюбленные школьники вырезают такие штуки на партах.
Она вытерла слезы.
— Господи, как все это неудачно вышло, — сказала она охрипшим голосом.
— Ты не можешь отвечать за действия Гарольда Лаудера. — Он сжал ее руку и посмотрел ей в лицо. — Это говорю тебе я, который долгое время был нюней и размазней. Ты не должна обвинять себя. Потому что если ты будешь обвинять себя… — Он сжал ее руку так сильно, что она почувствовала боль. — Так вот, тогда ты сойдешь с ума.
Он отпустил ее руку, и некоторое время они сидели в молчании.
— Неужели ты думаешь, что Гарольд будет мстить Стью? — сказал он наконец.
— Да, — ответила она. — Мне кажется это вполне реальным. А может быть, не только Стью, но и всему комитету. Но я не знаю, что…
Рука Ларри сжала ее плечо. Выражение лица его изменилось. Глаза расширились.
— Ларри? Что…
— Когда он пошел вниз, — бормотал Ларри. — Он пошел за штопором или что-то в этом роде.
— ЧТО?
Он медленно обернулся к ней, словно голова его была насажена на ржавый шарнир.
— Знаешь, — сказал он, — вполне возможно, что существует способ все это разрешить. Конечно, я не могу гарантировать, потому что я не заглядывал в тетрадь, но… в этом есть своя стройная логика… Гарольд читает твой дневник и не только узнает все твои тайны, но и заимствует идею. Черт, он мог даже позавидовать тебе, что ты первая это придумала. Разве все лучшие писатели не вели дневники?
— Ты хочешь сказать, что у Гарольда есть свой дневник?
— Когда он спустился в подвал, — это было в тот день, когда я принес вино, — я осматривал гостиную. Он сказал, что собирается обставить ее современной мебелью, и я пытался вообразить, как она тогда будет выглядеть. И я заметил, что в каминной ограде один кирпич расшатался…
