И Генри действительно храбр, напоминает себе Джек. Более того, бесстрашен. Странно слушать, когда он говорит о том, что может водить автомобиль, но Джек не сомневается, что его друг, если б ему позволили, уселся за руль ближайшего «крайслера», завел двигатель и выехал на хайвей. Причем не прыгал бы от восторга и не старался показать всем и вся, какой он молодец, такое Генри просто претило. А спокойно смотрел бы в ветровое стекло и говорил: «Похоже, в этом году кукуруза сильно вымахала» или «Я рад, что Дуэн наконец-то покрасил свой дом». И кукуруза действительно стояла бы высокая, и Дуэн действительно покрасил бы свой дом, только источником информации для Генри служили бы не глаза.
Джек принимает решение: если ему удастся выбраться из «Черного дома» живым, он предоставит Генри возможность сесть за руль «доджа». Их поездка может закончиться в кювете, но зато он сможет лицезреть лицо Генри, ведущего автомобиль, а это дорогого стоит. В какую-нибудь субботу он позволит Генри проехаться по шоссе № 93 до бара «Сэнд». Если Нюхача и Дока не сожрут вердоги[115] и они вернутся из похода на «Черный дом», им надо дать шанс насладиться беседой с Генри, с которым у них, как представляется Джеку, много общего. Нюхач и Док должны поближе познакомиться с Генри, они наверняка друг другу понравятся. Не пройдет и пары недель, как они усадят его на «харлей» и будут носиться из Сентралии в Норвэй-Вэлли и обратно.
Если бы только Генри мог пойти с ними в «Черный дом».
Мысль эта наполняет Джека грустью, потому что реализовать ее невозможно. Генри храбр и неустрашим, Джек это знает, но он предпочел бы лишь поговорить о том, как они вместе пошли бы в «Черный дом». Этот разговор, то ли у него в гостиной, то ли в гостиной Генри, доставил бы ему массу удовольствия, но в жизни Джек не может подвергать Генри такой опасности.
— Глупо даже думать об этом, — заявляет Джек вслух и сожалеет о том, что не был полностью откровенен с Генри. Вот где берет начало страх за Генри, который он сейчас испытывает.
Причина — в его нежелании рассказать Генри обо всем. Ему следовало с самого начала ничего не утаивать. Красные перышки, яйца малиновки, нарастающее беспокойство. Генри помог бы ему открыть глаза, излечил бы от слепоты, которая принесла больше вреда, чем физическая слепота Генри.
Но теперь все это в прошлом, решает Джек. Больше никаких секретов. Раз уж ему так повезло и Генри одарил его своей Дружбой, он покажет, что ценит ее. Теперь он расскажет Генри обо всем, даже о своем прошлом: о Долинах, о Спиди Паркере, о мертвеце на пирсе Санта-Моники, о бейсболке Тайлера Маршалла. О Джуди Маршалл. О Софи. Да, он должен рассказать Генри о Софи… как вышло, что он до сих пор не рассказал? Генри порадуется вместе с ним, и Джеку не терпится это увидеть.
Генри умеет радоваться за друга, как никто другой. Смотреть на радующегося Генри такое удовольствие, что собственная радость увеличивается как минимум вдвое. Какой же у него потрясающий, просто потрясающий друг! Попытайся он рассказать о Генри незнакомому с ним человеку, ему бы не поверил.
Сказали бы, что таких не бывает. Но ведь бывает, живет такой вот Генри Лайден в Норвэй-Вэлли округа Френч штата Висконсин, ждет, когда ему прочитают очередную главу «Холодного дома». Наверное, в ожидании Джека включил свет на кухне и в гостиной, как всегда включал в память о любимой, так рано умершей жене.
Джек думает: «Должно быть, я не так уж плох, раз у меня есть такой друг».
И еще думает: «Я просто обожаю Генри».
Теперь, даже в темноте, все кажется ему прекрасным. Бар «Сэнд», сверкающие неоном огни его просторной стоянки, силуэты деревьев, которые выхватывают из темноты фары на поворотах шоссе № 93, широкие поля, лампочки, перемигивающиеся, как рождественские гирлянды на крыльце «Магазина Роя». Джек переезжает мост и сворачивает налево, в долину.
Видит по левую руку первый из фермерских домов, с ярко освещенными окнами. Все вокруг пронизано высшим смыслом, все говорит о вечном. Он едет в благоговейной тишине по священной роще. Джек помнит, как Дейл впервые привез его в эту долину, и эти воспоминания тоже священны.
Джек этого не ощущает, но слезы текут по его щекам. Кровь поет в жилах. Белая краска стен фермерских домов светится в темноте, и из темноты выступают головки тигровых лилий, которые приветствовали его еще в первый приезд в Норвэй-Вэлли. Тигровые лилии сверкают в свете фар, словно что-то шепчут, затем остаются позади. Их неразборчивые слова сливаются с шорохом колес, неустанно вращающихся, с каждым поворотом приближающих его к теплому дому Генри Лайдена. Джек знает, что завтра он может умереть, что эта ночь, возможно, последняя в его жизни. Да, он должен победить, но это не означает, что победа обязательно будет на его стороне. Гордые империи и благородные эпохи часто терпели поражения, Алый Король, возможно, вырвется из Башни и в ярости пронесется по мирам, сея хаос.
Они все могут умереть в «Черном доме»: он, Нюхач, Док. Если такое случится, Тайлер Маршалл станет не просто Разрушителем, не просто рабом, прикованным к веслу в не знающем бега времени чистилище, но Суперразрушителем, атомной бомбой, с помощью которой аббала превратит все миры в гигантский костер, наполненный горящими телами. «Только через мой труп», — думает Джек, и истерический смешок срывается с его губ: это не фигуральное выражение, а реальная ситуация.
Как такое может быть? Он смеется, вытирая со щек слезы. Парадокс этот наводит на мысль, что его словно раздирает надвое. Красота и ужас, красота и боль — и от этого никуда не деться. Уставший, измотанный Джек тем не менее остро ощущает удивительную хрупкость окружающего мира, его непрерывное, неустанное движение к смерти, осознает, что в этом движении заложен смысл существования. Ты видишь всю эту захватывающую дух красоту? Приглядись повнимательнее, потому что через мгновение сердце твое остановится.
Но тут он вспоминает окутавший его рой золотистых пчел: именно от этого они и защищали его, именно от этого. От блаженства блаженств, которое исчезает. То, что любишь, надо любить еще сильнее, потому что наступит день, когда оно может уйти. Так и есть, но очень уж этого не хочется.
В темноте ночи он видит гигантский силуэт Алого Короля, который держит в руке маленького мальчика. Хочет использовать его вместо зажигательного стекла, чтобы превратить миры в пепелища. Паркус, конечно, прав: он не может уничтожить гиганта, но, возможно, ему под силу спасти мальчика.
Пчелы говорили: «Спаси Тая Маршалла».
Пчелы говорили: «Люби Генри Лайдена».
Пчелы говорили: «Люби Софи».
