– И ты жила здесь шесть лет? – недоверчиво спросил он, идя за ней через стерильные прохладные комнаты мимо аккуратно разложенных и развешанных экспонатов.
– Да, – ответила она, несколько расслабляясь По мере того, как они проходили по дому, не встречая никакой опасности. – Шесть долгих лет.
Они все шли через белые сводчатые покои, и с каждым шагом этот странный дом все больше напоминал собой громадный кусок льда, в который в результате какой-то катастрофы оказались вкраплены десятки великих произведений искусства.
– Все это выглядит как-то… отталкивающе, – заметил Бен.
– Эрику не нужен был настоящий дом. Я хочу сказать, уютный, такой, в котором можно жить. Он вообще не обращал внимания на то, что его окружает сейчас. Он жил в будущем. От этого дома только и требовалось, что служить памятником его успеху, поэтому он такой, каким ты его видишь.
– Я надеялся узреть здесь что-то от тебя, хоть где-нибудь, но так ничего и не заметил.
– Эрик не позволял вносить изменения в интерьер.
– И ты с этим мирилась?
– Да, я мирилась.
– Не могу себе представить, что ты была счастлива в этом леденящем душу месте.
– Ну, все было не так уж скверно. Правда. Здесь действительно есть великолепные вещи. Некоторые из них можно изучать часами… размышлять о них… и получать большое удовольствие, пожалуй, даже высокое наслаждение.
Его всегда поражала способность Рейчел находить что-то позитивное даже в самых трудных обстоятельствах. Она умела извлечь всю возможную радость и удовольствие из ситуации и постараться не обращать внимания на неприятные аспекты. Ее характер, настоящий характер человека сегодняшнего дня, ориентированный на светлые стороны, был надежной защитой от превратностей жизни.
В бильярдной, расположенной в глубине дома на первом этаже, окнами выходящей на бассейн, внимание сразу же привлекал резной стол конца XIX века с гнутыми ножками и бортами из настоящего тика, украшенными полудрагоценными камнями.
– Эрик никогда не играл, – сказала Рейчел. – Кия никогда в руках не держал. Главное для него было, что этот стол – единственный в своем роде и стоит тридцать тысяч долларов. Верхний свет не нужен для игры, он просто показывает стол в выгодном ракурсе.
– Чем больше я смотрю, тем лучше я его понимаю, – заметил Бен, – но тем меньше понимаю тебя: как ты вообще могла выйти за него замуж.
– Я была молода, не уверена в себе, возможно, искала в нем отца, которого мне не хватало всю жизнь. Эрик отличался огромной самоуверенностью. Я видела в нем властного человека, способного создать нишу, этакую пещеру, которая бы обеспечила мне стабильность и надежность. Тогда мне казалось, что мне больше ничего не нужно.
Ее слова можно было рассматривать как признание, что детство у нее было по меньшей мере нелегким, и это подтверждало подозрение, возникшее у Бена несколько месяцев назад. Рейчел редко рассказывала о своих родителях и школьных годах – должно быть, у нее остались такие горькие воспоминания, что они заставляли ее ненавидеть прошлое, не доверять сомнительному будущему и выработать защитную способность фокусировать свое внимание на всех больших и маленьких радостях, которые дарило ей настоящее.
Он хотел было задать еще несколько вопросов, но не успел произнести ни слова, как атмосфера неожиданно изменилась. Чувство надвигающейся опасности, которое охватило их при входе в дом, постепенно исчезало, по мере того как они проходили одну пустынную комнату за другой и убеждались, что в доме нет никого постороннего. Рейчел перестала держать пистолет перед собой и опустила его дулом вниз. Но теперь это чувство опасности снова сгустилось. На подлокотнике дивана, на его снежно-белой обивке ярко выделялись темно-красные, похожие на кровь пятна – три четких отпечатка пальцев и части ладони. Рейчел наклонилась над диваном, чтобы рассмотреть пятна получше, и Бен заметил, что она вздрогнула. Потом сказала дрожащим шепотом:
– Был здесь, черт побери. Этого я и боялась. О Господи! Что-то тут случилось. – Она дотронулась пальцем до отвратительного пятна и тут же отвела руку. Ее передернуло. – Влажное. Бог ты мой, оно влажное!
– Кто был здесь? Что случилось? – спросил Бен. Рейчел уставилась на кончик своего пальца, того самого, которым дотронулась до пятна, и ее лицо исказилось. Она медленно подняла глаза и посмотрела на Бена, склонившегося над диваном вместе с ней; на мгновение он заметил дикий ужас в ее глазах и подумал, что она готова рассказать ему все и попросить о помощи. Но еще через секунду увидел, что она взяла себя в руки, и на ее очаровательном лице снова появилось решительное выражение.
– Пошли, – предложила она. – Давай проверим остальные помещения. И ради Христа, будь осторожен.
Она возобновила поиски. Он последовал за ней. И снова она держала пистолет наготове.
В огромной кухне, оборудованной не хуже, чем в первоклассном ресторане, они наткнулись на разбросанное по полу битое стекло. Одно окно в стеклянной двери, выходящей на террасу, было выбито.
– Зачем ставить сигнализацию, если ею не пользуешься, – заметил Бен. – С чего бы это Эрик ушел и оставил дом в таком состоянии, без охраны?
Рейчел промолчала.
– А разве у такого обеспеченного, человека, как Эрик, нет слуг, которые бы жили в доме постоянно? – спросил Бен.
– Есть. Милая чета, у них квартира над гаражом.
– А где они? Разве они не могли услышать, как сюда ломились?
– У них в понедельник и вторник выходные, – ответила она. – Они часто ездят в Санта-Барбару навестить семью своей дочери.
– Кража со взломом. – Бен слегка подтолкнул осколки на полу. – Ладно, теперь самое время позвонить в полицию.
– Давай заглянем наверх, – проговорила она. В ее голосе он услышал что-то такое, что заставило его вспомнить о кровавых пятнах на белоснежном диване. Это был страх. И еще хуже: в нем появились ледяная суровость и мрачность, и Бен стал бояться, что она уже никогда больше не засмеется.
Мысль о несмеющейся Рейчел была невыносимой.
Они осторожно поднялись по лестнице в верхний холл и принялись проверять подряд все комнаты на втором этаже с осторожностью людей, разматывающих веревочный клубок, точно зная, что внутри притаилась ядовитая змея.
Сначала ничего необычного они не обнаружили, все вроде было на своих местах, пока не вошли в главную спальню, где царил полный хаос. Содержимое всех шкафов – рубашки, брюки, свитера, ботинки, галстуки и остальное – разорванные, громоздились кучей на полу. Простыни, белое покрывало и подушки, из которых высыпалось перо, были сброшены с кровати. Матрас разодран и наполовину сдвинут в сторону. Две керамические лампы разбиты вдребезги, а сорванные с них абажуры, судя по всему, топтали ногами. Огромной ценности картины, сорванные со стен, превратились в лохмотья, не подлежащие восстановлению. Из двух изящных стульев в стиле Клисмос один был перевернут, а вторым, по-видимому, колотили по стене, пока он не превратился в груду щепок среди отбитых кусков штукатурки.
